А дальше начались будни, обычная каждодневная фронтовая работа. Наступления и парады – это для армии эпизоды, а основное время это рутинная служба, наряды, караулы, боевое охранение, дозоры и ежеминутная готовность отразить внезапную атаку противника. И именно последнее изматывает больше всего, постоянное напряжение, в котором нет места порыву, нет куража, нет движения, но организм постоянно напряжён и это требует огромного расхода сил, как физических, так и моральных. Вот поэтому даже на спокойных участках фронта части обязательно выводят с передовой для отдыха и передышки, потому, что без этого после пары месяцев такого напряжения накопится усталость, появится апатия и безразличие, и ни о какой боеспособности такого подразделения говорить не придётся. И это понимает наше командование, ведь полк не выводили на переформирование уже почти год. И сейчас после снижения напряжения наступления стараются дать людям передохнуть и восстановиться. И вообще, запас этих самых сил у всех разный и заранее его не измеришь, это не мышцы, которые видно. И чтобы эти изменения не пропустить и вовремя вывести человека и дать ему возможность встряхнуться и отдохнуть, нужно быть очень внимательным, наблюдать и анализировать. Именно это по настоящему работа комиссара, а не политинформации с читкой передовиц центральных газет. И здесь мои желание и активность очень выгодны командирам, тем более, что я по сравнению с гвардейцами свеженькая…
Хотя полк – это очень громко сказано, наши двенадцать самолётов, четыре первой эскадрильи и семь нашей, командирская машина формально относится к первой, но на деле особняком. А вот задачи нам нарезают как полку. И если бы налёт на станцию разгрузки немцев делал полноценный полк из тридцати с лишним машин, то мы бы вывалили на немцев больше шести тонн бомб, а так всего две с половиной, почувствуйте разницу! Впрочем, такие большие объекты нам выделяют не часто, наше преимущество в точности и точечности удара, мы – не топор, мы ближе к хирургическому ланцету. Вот на следующий день, вернее ночь, мы вылетели с Зоей разбираться с немецким штабом, вроде бы дивизии, а может полка. Они разместились в маленьком городке, хотя у нас деревни больше, заняли двухэтажное здание в центре. Сложность в том, что рядом с ним высокая кирха или костёл, словом, высокое культовое сооружение в которое можно влепиться в темноте и она определяет направления захода для атаки. Ещё на этом храме стоят мелкокалиберные зенитки, самые для нас опасные. И вылетаем мы ещё когда не стемнело окончательно, потому, что нам нужно разбомбить не здание, а штаб, когда он ещё работает, поэтому нужно успеть до конца их немецкого рабочего времени. Штаб, как и положено, ведь любое командование себя любит и заботится, очень хорошо прикрыт зенитками. Вначале думали работать минимум двумя или даже тремя парами, но после часа обсуждения на повышенных тонах, Зоя отстояла своё мнение, что лучше всего работать одной паре или тремя самолётами максимум, ведь можно успеть неожиданно выполнить только один заход, остальных встретят огнём и уйти без потерь не получится. Даже если обе или три пары постараются компактно разом появиться над целью, толку будет меньше, чем два или три самолёта отработают не толкаясь над целью. Потом решили, что работает Зоя парой и командир в одиночку, но как ни прикидывали, из-за этой колокольни троим не развернуться, либо мешают друг другу, либо надо идти второй волной, которую точно уже встретят.