Докторица

Мы оказались первыми, Зоя села минут через десять. Увидела нас и явно обрадовалась, но я не успела ей доложиться, как она накинулась на Машу. Если перевести с её русского на понятный, то штурману вставили пистон за то, что она открыла огонь из пулемёта, тем более трассирующими, что если бы была хоть одна зенитка, развёрнутая в нашу сторону, то мы бы сейчас здесь не стояли. Что она нам твердила и мозоли на языке заработала, о скрытности – как главной нашей защите над целью, а огонь из пулемёта фактически самое лучшее целеуказание для немецких зенитчиков, которые наш самолёт разберут на молекулы даже с расстояния в несколько километров. Маша попыталась возражать, что ей Дуняша сама рассказывала, как она из пулемёта окопы обстреливала. Но тут оказалось, что это было только пару раз, когда пришлось бомбить передний край не дожидаясь полной темноты и самолёт и так видели и особенного криминала в такой стрельбе не было, тем более, что на передовой зениток почти нет, а прижать противника огнём из пулемёта даже хорошо, меньше будет в самолёты стрелять… После втыка Маше, перешли на результаты нашей первой бомбардировки. В первую зенитку одна из сброшенных бомб попала прямо в неё, а вот из двух других сброшенных по одной в зенитку мы не попали, но от близкого разрыва огня орудия не открыли, что было причиной неизвестно, но задачу подавления зенитного огня с этой стороны можно считать успешно выполненной. Так что в конце нас похвалили и поздравили с первым настоящим бомбометанием и уничтожением вражеской зенитки. Напоследок Зоя сказала, что завтра проведёт со мной более подробный разбор вылета.

Как раз к этому моменту стали возвращаться остальные машины. Вскоре произвели посадку уже одиннадцать экипажей вместе с нами, не было только машины комэска первой эскадрильи, который раньше командовал третьей. Думать, что такой опытный лётчик мог просто заблудиться и не найти свой аэродром никому в голову не пришло и уже начали закрадываться самый чёрные мысли, а радость от удачного вылета стала стремительно гаснуть в тревоге за товарищей. Когда на дальнем конце поля началась какая-то суета и вскоре к стоянкам подошёл парень в лётном комбинезоне. Маша мне подсказала, что это штурман-стрелок не вернувшегося экипажа, когда он начал докладывать командиру полка:

— Товарищ гвардии майор! Меня послал с места вынужденной посадки гвардии старший лейтенант Матросов. Во время вылета над целью попали под зенитный огонь, машина сохранила управление и мы возвращались, когда уже на подходе мотор обрезало и мы немного не дотянули до полосы. Произвели посадку на лугу в трёх километрах отсюда, командир в порядке, остался ждать помощь. Доклад окончил…

Все живы и здоровы! Радость всколыхнулась с новой силой! Все радостно повалили в столовую перекусить перед сном. Только названные командиром остались разбираться кому и куда ехать, что требуется взять с собой… Уже назавтра увидела пострадавший самолёт Матросова, у него больше трети левого верхнего крыла не было вообще, каким-то чудом уцелели стойки, которые удерживали или удерживались остатками силового набора крыла из балок и лонжеронов, а на тросе болтался уцелевший кусок вырванного из шарниров элерона. Многочисленные пробоины в других крыльях и фюзеляже на этом фоне просто терялись. Осталось только восхититься тем, какой запас прочности и летучести заложили в конструкцию нашего самолёта. Вокруг пострадавшей машины уже завели деловитый хоровод техники, уверена, что скоро и по нему доложат, что самолёт к вылетам готов. Комэск-раз Матросов на самом деле легко ранен или повредил руку при посадке, потому как ходит с рукой на перевязи.