Доктор Проктор и конец света (как бы)

Самый странный оркестр из всех когда-либо выступавших в мотоциклетных колясках немедленно заиграл громче. Лисе играла на кларнете, фрекен Стробе стучала по клавишам детского пианино, Янне играла на тубе, Беатрис — на саксофоне, папа-комендант демонстрировал чудеса игры на гитаре с двумя почерневшими струнами, у мамы-комендантши была флейта-пикколо, Трульс и Трюм лупили по малым барабанам, сестра Булле била деревянной колотушкой по большому барабану, а мама Булле вопила так фальшиво, противно и громко, что туристы на площади перед дворцом заткнули уши:

— Шилавзью, йе-йе-йе!..

Два гвардейца отскочили в разные стороны, когда мотоцикл ворвался в ворота и въехал во двор дворца.

Булле услышал музыку и понял, что «Шилавзью» группы «Дебителс» заглушила «Вотелу» группы «БАБА», голос Агнеты утонул в кухонном тарараме, производимом мотоциклетно-колясочным оркестром доктора Проктора. Он знал, что друзья прибыли, чтобы спасти его. Но все было напрасно. Они опоздали. Йоран уже толкнул его, и Булле полетел со стула прямо в пышущее жаром жерло вафельницы.

Вся жизнь промелькнула у него перед глазами. Были в ней взлеты и падения, были веселые деньки, случались и дни с минусом, но самое главное — был карамельный пудинг, ветрогонный порошок, приключения вместе с добрыми друзьями. Короче говоря, жизнь оказалась слишком короткой даже для такого коротышки, как Булле. Вот-вот все закончится…

Жжик!

Что это?

На талии Булле откуда-то появился синий пояс.

А сам Булле больше не падал. То есть падать-то он падал, но почему-то вверх. Другими словами, он поднимался. Мимо промелькнул фасад дворца. Бах! Булле приземлился. Синий пояс, который был вовсе не поясом, а лягушачьим языком, выпустил его, и Булле обнаружил, что стоит на том самом балконе, где стоял несколько дней назад. Рядом отплевывался Грегор.

— Ты запрыгнул сюда! — сказал Булле и посмотрел на двор, где мотоцикл ездил вокруг вафельницы, Йорана, Йодольфа и Тандооры. — И меня языком прихватил!

— Тьфу! — скривился Грегор. — У тебя привкус травы и мыла.

— Ты меня спас! — сказал Булле и обнял Грегора.

— Эй! Перестань! — Грегор начал отбиваться. — Совсем не факт, что мы спасены.

К сожалению, он оказался прав: солдаты окружили мотоцикл, а музыка группы «БАБА» зазвучала громче. И какофонию, которую издавал мотоциклетный оркестр Пушечной улицы, заглушило пение Агнеты:

ВОТЕЛУ!!! файнелли фейсинг май!!!

Грегор опять побледнел, его колени задрожали, он стал съеживаться. Но тут Агнета сделала паузу, чтобы набрать воздуха между «…лу» и «файнелли», и в этот момент со стороны двора донесся отчаянный крик:

— Грегор! Я люблю тебя!

— Ик! — сказал Грегор. — Что это было?

— Кто-то, — пояснил Булле, — крикнул, что любит тебя.

— Любит м-м-меня? Но к-к-кто?

— А ты как думаешь, лягушачья башка? Фрекен Стробе, конечно! Понял наконец?

И тут, на глазах у Булле, щеки Грегора снова вспыхнули здоровым зеленым цветом. Глаза его загорелись, по лицу расплылась блаженная улыбка.

— Надо помешать солдатам схватить их! — сказал Булле.

Но Грегор, казалось, не слышал Булле, глядя куда-то в пространство.

— А ведь песня-то, в сущности, очень красивая, правда? — сказал он.

— «Вотелу»? — удивленно спросил Булле.

— Если очень внимательно послушать, — сказал Грегор.

— Эй! Проснись! — Булле щелкнул пальцами перед лицом Грегора. — Конец света и все такое!

И тогда раздалось: «Жжжж! Хлоп! Чпок! Бамс! Зззз!»

«Бамс!» — это когда три солдата — после того, как язык Грегора поднял и швырнул их, — соприкоснулись со стеной дома. А «Зззз!» — это когда тот солдат, который, на свое несчастье, попал на верхнюю часть большого окна, медленно сполз по нему вниз.

Йодольф прямо-таки запрыгал от злости и стал кричать:

— Стреляйт они! Убрайт оркестр-помойка! Стреляйт все!

Несколько солдат вскинули винтовки и направили их на коляску, но никто не выстрелил.

— Быстро! Приказ вождя! Кто не слушайт, попадайт военный суд, государственный суд, трамвайный суд, рыбный суп… и… Стреляйт!!!

Но никто не стрелял.

— Мои добрые норвежцы! — крикнул Булле с балкона.

Солдаты удивленно подняли головы и посмотрели на него.

— Пришло время показать, что мы не позволим командовать собой всяким павианам, бандитам и прочим наглым хулиганам!

— Стреляйт предатель! — крикнул Йодольф, тыча дрожащим черным пальцем в сторону балкона.

— Я не обещаю вам, что будет легко, — звонко продолжал Булле. — Больше того, я ничего не могу обещать вам, кроме гуталина и подметок! Но… — И он по-королевски торжественно поднял руку, — даю вам честное слово: больше никакого хорового пения по телевизору! Мой вопрос простой. Что вы выбираете: музыку духовых оркестров или хоровое пение?

— Стреляйт! — почти рыдая, заорал Йодольф.

И тут же замолчал, услышав щелчки затворов и обнаружив, что все винтовки нацелились в него.

— У-э-э-э-эх! — сказал Йодольф.

И тут же пропал. Испарился. Растворился в воздухе.

— Он закамуфлировался! — закричал Булле. — Быстро! Не дайте ему убежать. Гвардейцы, запереть ворота!