— Женщина эта заведовала станцией скорой помощи в Ретуеве, знаете такой городок? Я, когда в Москву приехала, на первых порах там комнату снимала. Удобно — электричкой до центра Москвы полчаса ехать. Я и подстанцию эту помню, на улице Ленина, потому что собиралась туда устроиться, у меня же фельдшерский диплом, да не сложилось. Простите, отвлеклась. Так вот, когда началась вся эта коронавирусная заваруха, заведующую обвинили в халатности — якобы по ее вине восемь сотрудников станции словили вирус. Как это у нас обычно бывает — ничем не обеспечат своевременно, а потом спрашивают по полной программе. Что она, на свои деньги им СИЗы[5] покупать должна и антисептик для обработки машин? А потом к восьми «скорикам» еще и дюжина сотрудников больницы добавилась, которые, якобы, заразились от «скориков» при приеме у них пациентов. Ясное дело — главный врач больницы вовремя мер не принял, а потом стал искать, на кого бы свою вину свалить. Все примерно разом заболели — как тут разберешься, кто от кого заразился? Она и сама, заразилась, болела тяжело, потому ее к нам и госпитализировали. Но уже, вроде бы, на поправку шла. В физическом смысле. А вот душевное состояние у нее было аховое, потому что в Ретуеве на нее организовали травлю. Вай-вай, сволочь этакая, устроила нам тут эпидемию! В соцсетях ее помоили, в квартире все окна перебили, а что хуже всего — уголовное дело завели. Карьере конец, репутации конец, да еще и срок светит, причем не условный, а реальный. Вот она, бедная, накрутила себя и вышла в окно. Я вам точно говорю — Лахвич тут не при чем, и вообще персонал не при чем. Это она сама так решила. Янка мне сказала, что она в последний день нормально себя вела, позавтракала, с девчонками шутила, а перед тем, как это сделать, постель свою убрала. Вот просто идеально убрала, ни складочки, ни морщинки…
— А фамилию ее вы не знаете? Я раньше на «скорой» работал в Выхино, это же совсем недалеко от Ретуева, может и пересекались когда.
— Знаю, как не знать. Рогачевская ее фамилия, а зовут Людмилой Георгиевной, как нашу заведующую пульмонологией, по новому — вторым отделением.
— Рогачевская? — выдохнул Данилов. — Неужели? Вот те на!
— Знаете ее? — полувопросительно-полуутвердительно сказала Гайнулина.
— Очень хорошо, — ответил Данилов, мысленно добавив «с плохой стороны», — работали на одной подстанции.
— Каких только совпадений в жизни не бывает, — Гайнулина покачала головой. — Я сейчас живу на одной лестничной площадке с сыном моей классной руководительницы. В разное время разными дорожками из Нижнекамска в Москву переехали — и соседями оказались…
В свое время доктор Рогачевская вместе со старшим фельдшером шестьдесят второй подстанции Надеждой Казначеевой пытались выжить новую заведующую подстанцией — жену Данилова Елену, которая тогда еще не была его женой. Пытались очень активно, вплоть до организации такой подставы, как дача взятки. Но в конечном итоге уйти пришлось им, а не заведующей.[6] Казначееву вроде бы ушла администратором в салон красоты, (точно Данилов за давностью лет и отсутствием интереса не помнил), а про Рогачевскую говорили, что она устроилась выездным врачом где-то в Ближнем Подмосковье, потому что на московскую «скорую» после всего, что произошло, путь ей был заказан. Значит, она работала в Ретуеве и доросла там до заведующей…
Ощущения у Данилова были необычными. На застарелую и довольно глубокую неприязнь накладывалось искреннее сочувствие. На Данилова не раз обрушивались несправедливые нападки начальства, и он прекрасно понимал, насколько обидно, когда тебя обвиняют в том, в чем ты не виноват. И то, насколько оголтелым в своей несправедливости может быть общественное мнение, он тоже знал. В бытность свою директором департамента здравоохранения Севастополя пережил две очерняющие кампании, да и во время руководства станцией скорой помощи ему тоже доставалось. Ничего — выжил. Но он — это он, а Рогачевская — это Рогачевская. Женщины вообще более ранимы, да и возможное действие коронавируса на головной мозг тоже нельзя сбрасывать со счетов.
Мысли о Рогачевской вертелись в голове до окончания рабочего дня, которое произошло ровно в полночь. Данилов понял, что сегодня он в кабинете заснуть не сможет. Нужно прогуляться по улице, подышать свежим воздухом, посидеть во дворе гостиницы, возможно, что и с бокальчиком чего-нибудь крепкого. В крепком недостатка не было. По новым правилам, в ковидных стационарах встречи лечащих врачей с родственниками пациентов не проводились, даже при выписке. Те, кто приезжал забрать выписавшегося родственника, не пропускались дальше вестибюля, в котором происходила «выдача живых тел на руки» (выражение доктора Мальцевой). Но если человек хочет выразить благодарность, то он ее выразит. Периодически на имя Данилова и других врачей в больницу приходили посылки, доставляемые курьерами различных служб. Так что при желании можно было побаловать себя и коньячком, и текилкой, и джином, и бехеровкой, только вот желание отсутствовало. А сегодня прорезалось.