Дойти до перевала

— Ну, наших, Войска Польского. Перечисляют трофеи… В общем, капут восстанию. — Савушкин горестно вздохнул. И с надеждой в голосе попросил лейтенанта: — Володя, полазь по эфиру, послушай, может, какие радиостанции повстанцев ещё живы?

После десяти минут безуспешных поисков лейтенант молча покачал головой. Савушкин кивнул.

— Ясно. А мы в тыл намылились… Отдыхать…. Герои войны, твою мать….

— Товарищ капитан, но вы ж сами казалы — группа небоеспособна… — Осторожно промолвил Костенко.

— Казав. И що? — Раздражённо ответил Савушкин, а затем, что-то вспомнив и глянув на карту, разложенную на столике у его кресла, спросил уже гораздо миролюбивее: — У тебя сколько тола и взрывателей в запасе осталось? В том мешке, что в «блитце» лежит, и в сидоре твоём?

Костенко пожал плечами.

— С тем, шо я брав в этот выход — двадцать почти что кило. И девятнадцать взрывателей — девять часовых, десять натяжных. А шо?

Савушкин, улыбнувшись, ответил:

— А то, что Грон, который течёт в тридцати километрах на юг от нас — разделяет Вельку Фатру и Штявницки Врхи. Это такие горные массивы. Судя по карте, ширина речной долины там — метров семьсот, от силы. Река там течёт, изгибаясь, перегораживая долину почти полностью. А на юг и на север от неё — довольно серьезные горы. И мост через Грон. И никаких обходных путей!

Костенко почесал затылок.

— Будэмо рвать?

Савушкин кивнул.

— Будэмо.

— А лейтенант? — и Костенко кивнул на продолжающего терзать радиоприёмник Котёночкина.

— А лейтенант нас подождёт.

Некрасов, до этого молча слушавший разговоры товарищей, негромко спросил:

— Я правильно понял — отпуск в горах отменяется?

Савушкин пожал плечами.

— Ну, ты нам особо не нужен, можем тебя с лейтенантом оставить, побудешь ему мамкой….

Некрасов саркастически хмыкнул.

— И куда вы без снайпера?

Савушкин, усмехнувшись, спросил:

— Ну какой ты снайпер без ружжа?

Некрасов махнул рукой.

— Был бы снайпер, а ружжо найдется. Тут вокруг туча народу зазря винтовки с оптикой таскает….

Внезапно лейтенант, поймав какую-то волну, предупреждающе поднял руку. Все стихли. Из динамика радиоприёмника зазвучала ломаная немецкая речь, перемежающаяся непонятными фразами на неизвестном Савушкину и разведчикам языке — впрочем, очевидно понимаемом лейтенантом. Через пятнадцать минут прослушивания этой абракадабры Котёночкин, откинувшись на спинку дивана, вздохнул и устало произнёс:

— Час от часу не легче. Немцы взяли Батяваны. Завтра занимают Жьяр-над-Гроном. Удалось вклинится в их сеть. Послезавтра планируют подойти к окраине Зволена…

Савушкин недоверчиво спросил:

— Что, в прямом эфире, открытым текстом? Это точно были немцы?

Лейтенант кивнул.

— Открытым. Немецкий для этих не родной, переговоры шли в основном по-венгерски.

— «Хорст Вессель»?

— Они. Боевая группа этой дивизии. Переговариваются с какими-то хорватами, и со своим штабом в Нитре.

Савушкин удовлетворённо кивнул.

— Мост через Грон в Шашовском ущелье. Сейчас это — шверпункт их наступления на южном направлении. Взорвём мост — остановим немцев минимум на неделю…

— Венгров. — Поправил Котёночкин. И добавил: — Ну, то есть венгерских фольксдойче. «Хорст Вессель» из них набран…

— Да какая разница! — Зло бросил капитан. И, помолчав и что-то взвесив в голове, добавил: — Выдвигаемся сейчас. На сборы двадцать минут.

Разведчики молча встали, и лишь Некрасов, вздохнув, огорчённо произнёс:

— Вот тебе и отпуск в горах…

Костенко, достав из своего вещмешка завернутую в целлофан пачку тёмно-серых книжечек, спросил:

— Товарищ капитан, а шо с документами тодтовскими робить будэм?

— В печь. Нам они уже не помогут, а вот проблем создать — вполне в состоянии. Если патруль повстанцев окажется слишком активным….

Костенко кивнул и швырнул стопку документов в тлеющие в камине угли.

Через полчаса, сопровождаемые горестно причитающим Пастухой, разведчики грузились в «блитц», выгнанный Костенко из овина. Мельник, чуть не плача, приговаривал:

— Ноч на улица. Гори. Темно. Немцы. Зачем спешно бежат?

Савушкин, одной ногой стоя на подножке кабины, вздохнув, ответил старику:

— Надо, отец. — И, помолчав, добавил: — Прощай. После войны встретимся!

Пастуха, сквозь предательски сочащиеся из глаз слёзы, улыбнулся.

— Ми говорили — в шест часов вечер после войны.

Савушкин кивнул.

— Не будем нарушать традиций. В шесть часов вечера жди нас, Йожеф! Мы обязательно вернемся! — И, просунув голову в кабину, бросил старшине: — Трогай, Олег. Долгие проводы — лишние слёзы… — Повернувшись назад, спросил: — Иржи Штроугал? Коларова, семь?

— Так, так! — Закивал Пастуха. И когда «блитц», тяжело урча, выехал из ворот — перекрестил машину разведчиков.

«Блитц» осторожно выполз на Млынску и направился на выезд из города. Савушкин, внимательно всматриваясь вперёд, тем не менее, успев посмотреть налево, с изумлением обнаружил на старшине добротную меховую безрукавку.

— Олег, откуда кожушок?

Старшина, не отрываясь от руля, пожал плечами.

— Хиба цэ кожух? Так, жилетка… Мельник дав. Бо в горах ночью холодно. — Помолчав минуту, добавил: — там в кузове богато цього… Пастуха нагрузыв. И ежи два мешки….