За час до начала суда сестры вышли из дому, одетые в черное и серое. Часть вещей была из их гардероба, что-то – из старой одежды матери. Мари предложила подвезти их на машине, поскольку Элизе было тяжело идти с вывихнутой лодыжкой. Поднявшийся ветер шелестел листвой. Элен вспомнилось время, когда они только-только приехали во Францию. Было столько радужных надежд на будущее. Никто и представить не мог, насколько резко изменится их жизнь.
Ждали молча. Любые слова были бы сейчас излишними. Тишину нарушил внезапный порыв ветра. Элен услышала, как где-то в доме хлопнуло окно.
– Ой, это мое, – спохватилась Флоранс. – При таком ветре нельзя оставлять. Сбегаю закрою.
Элен каждой клеткой ощущала приказ тела: бежать, бежать отсюда, но она словно приросла к месту, глядя на дверь и ожидая возвращения Флоранс.
Когда на дороге показался маленький светлый автомобиль, цвет его корпуса никак не вязался с мрачными одеждами и причиной, по которой сестры их надели.
– Ну что, едем, – вздохнула Элен.
Мари вышла из машины и открыла для Элизы дверцу со стороны пассажирского сиденья.
– Простите, не могу. – Элиза попятилась и покачала головой. – Просто не могу.
Элен обняла ее за плечи:
– Дорогая, тебе не обязательно туда ехать. Совсем не обязательно. Но мы постоянно будем с тобой. Думаю, потом ты пожалеешь, что не поехала.
Элиза смотрела в землю. Щебетали птицы. В ветвях свистел ветер. Других звуков не было.
Глава 41
Сестры стояли на центральной деревенской площади. Нервы у всех были натянуты до предела. Элен услышала, как за спиной захлопнулось окно. Обернувшись, она увидела, что еще на нескольких окнах дрогнули шторы. Перед ратушей собралась небольшая толпа. Если прежде на стене висел один нацистский флаг со свастикой, сегодня их стало три. Несмотря на ветер, день был погожим, что нередко происходит после вчерашнего ненастья. Но поражала неестественная тишина. Молчали птицы. Ни одна собака не лаяла, ни один петух не прокукарекал. Люди стояли, склонив головы, чтобы не встречаться глазами.
Минуты тянулись еле-еле.
Элен стояла рядом с Элизой, обнимая ее за талию. С другой стороны стояла Флоранс. Все три надели темные шляпы. На свой тонкий хлопчатый жакет Элиза намеренно повязала ярко-красный шарф – талисман, дающий ей силу, хотя об этом знали только она и сестры.
Наконец немецкий солдат открыл главный вход в ратушу. Элен показалось, что сердце ударило ей прямо в ребра. Элиза шумно вздохнула и крепче сжала руку старшей сестры. Толпа медленно двинулась по ступеням. Шли гуськом, под бдительными взглядами четверых немецких офицеров. Слышалось шарканье ног. Люди переговаривались, сетуя на ветер, заставлявший придерживать шляпы, чтобы не унесло. Войдя в зал, Элен услышала другие звуки: покашливание, скрип стульев. Ей стало муторно. Невозможно представить, что сейчас испытывает Элиза.
Стены зала суда были выкрашены в белый цвет. За длинным сверкающим столом, отделанным под красное дерево, сидели четверо эсэсовцев в форме. Открылась боковая дверь. Повернувшись, Элен увидела часового. Из открытой двери в зал протянулась полоса солнечного света. Перешептывания смолкли. Элиза смотрела только на эсэсовцев за столом. Те ждали. Затем к ним подошел второй часовой и что-то сказал. Послышались приглушенные голоса, потом они сменились восклицаниями. Ожидание грозило растянуться до бесконечности. Элиза продолжала смотреть на сидящих эсэсовцев. Элен молила Бога, чтобы только сестра не совершила какого-нибудь опрометчивого поступка. Однако сейчас лицо Элизы оставалось бесстрастным. Она сознавала, что ничем, даже самым ничтожным жестом, не должна заронить в немцах подозрение, что причастна к случившемуся и знакома с одним из обвиняемых. Нет, при всей своей импульсивности Элиза понимала, чем это чревато. У нацистов не должно быть ни малейших подозрений на ее счет. Вот только сумеет ли она сохранить это бесстрастное выражение лица? Может, сестрам не стоило приезжать на суд? Элиза не хотела. Напрасно они ее не послушали.
Наконец в зал ввели обвиняемых: троих мужчин и женщину. Руки у всех были связаны за спиной. Выглядели эти люди ужасно. Рядом с Элен послышались шумные вздохи собравшихся, увидевших избитые лица, вспухшие глаза и почерневшие руки, превращенные почти что в месиво. Потом ей показалось, будто зал снова вздохнул, теперь уже разом, не в силах смотреть на жертв нацистов. Она еще крепче стиснула руку Элизы.
Огласили состав преступления каждого. За этим последовало выступление нацистов, арестовавших троих участников засады, которых обвинили еще и в убийстве двух членов САБ.
Элен знала, кто на самом деле застрелил тех громил из САБ. Но даже если бы останков не нашли, партизан ждала казнь за убийство немецкого солдата. Все показания, естественно, давались на немецком. Собравшиеся не понимали ни слова, хотя догадывались, о чем речь.