Дочь полка

Александр не заметил того, как его самого начинало потихоньку трясти от злости. Его ладони стали сжиматься в кулаки. «Не должны они», – думал он. – «Нет, они не имеют права мучить невинных женщин и детей!» Тут он опомнился и смягчился. Командир обнимал и гладил по плечу сотрясающуюся от молчаливых рыданий Катю. Его грызла вина за то, что никак не мог помочь ей. А девочке в это время приходили всё новые пугающие мысли. Она представила, как оккупанты сжигают амбар, как задыхаются в дыму женщины, старики и дети. До этого дня вся эта тяжесть не возвращалась с такой силой как сейчас. Кате было трудно принять то, что у неё больше никого нет, никого из родни и старых друзей и знакомых. И именно сегодня, когда она снова увидела ужас, услышала звуки боя, страшный свист перед мощным взрывом, на девочку с новой силой всё это обрушилось. После всего произошедшего ей так и не удалось уснуть.

* * *

На следующий день все уже во всю занимались работой. Её было больше, чем обычно. Шло строение новой землянки. Бойцы рубили топором деревья, обкладывали ими всё внутри. Для Кати тоже нашлась работа, она относила в кучу ветки и прочий мусор. Настроения не было ни у кого. Все занимались делом, погрузившись в свои мысли, даже Летаев, которому постоянно не сиделось на месте, послушно работал топором. Катя тащила огромную ветку за собой. Руки, казалось вот-вот отвалятся, ноги буксовали, иногда она падала. Наконец ей удалось дотащить тяжесть до нужного места. Девочка выпрямила спину и отдышалась. Непрерывно дул холодный ветер, от которого немели руки, но бойцам он был не страшен, ведь они много и тяжело работали физически.

– Ладно, Катюх, – подошёл к ней Сорокин, – отдохни немного. Потом продолжишь.

– Я не устала, – соврала та, хотя тело так и просилось упасть прям на землю и расслабиться. Но ей очень не хотелось отдыхать, пока другие работали гораздо сильнее и без перерывов. И так, за работой, было проще не думать, не вспоминать.

Иван внимательно оглядел запыхавшегося ребёнка:

– Как хочешь, – сказал он и пошёл к остальным, – только не надорвись.

– Не надорвусь, – пообещала девочка, и дождавшись пока солдат уйдёт, упёрлась руками на колени и тяжело выдохнула.

* * *

– Да нет же, товарищ командир! – пытался доказать Олег Дымов. – Вот их основная часть…

– Ерунду несёшь ты! – спорил с ним Антон Шевченко. – Ты в лоб ударишь?! Крыша пёхом у тебя уходит?! Товарищ командир, но нельзя так!

– Что-то надо менять, это верно, – думал Александр. – А вот в лоб бить, конечно, эффективно, но не в этом случае, тогда здесь и здесь мы останемся без защиты, – он указал сточенным красным карандашом на карту.

Уже больше часа он и бойцы заседали в землянке, где работали связисты.

– В лоб будет лучше! Есть другие варианты? Здесь их основа! – не успокаивался Дымов.

– Руслан! Ты отправил то, что я тебе сказал? – повернулся к связисту Резанцев.

– Так вы же сказали…– замялся Матеренко.

– Ну так пиши давай! Времени нет! Живо! – командовал он.

Боец поспешно сел за телеграф и стал отправлять сообщение. На столе лежало множество бумажных ленточек с напечатанными на них символами. Аппарат заработал, чистые ленточки стали разматываться.

– Я вижу, вы уже воюете, – спустился вниз Сорокин.

– Что-то тебя долго не было, – заметил Александр. – Узнал?

– Да, – кивнул тот, – слева артиллерия долбанула.

– Точно?

– Сева всё чётко видел. – подтвердил Иван.

Резанцев ничего не понимал. Он ещё раз взглянул на исчерченную по десять раз карту. Его смущал тот факт, что немцы знали, когда и куда именно атаковать. Из-за этого в тот день они потеряли очень много солдат. Снаряды летели точно по основным и главным силам, не случайно туда попадали, словно фрицы подстроились под них. А может они и подстроились? Но как?

* * *