— Давайте-ка лучше продолжим наш разговор, — обратился я к нему. — И не пытайтесь нас снова дурачить, как в прошлый раз. О’кей? Чтобы вы наконец осознали, в каком вы дерьме, я сообщу вам, что установили наши судмедэксперты. А вы дополните мой рассказ деталями. Итак, во-первых, вы с Энн Кэмпбелл начали готовиться к этому примерно за неделю до трагедии, с того самого момента, когда отец предъявил ей свой ультиматум. Хорошо, я не знаю, кому принадлежала идея восстановить то уэст-пойнтское изнасилование во всех подробностях. — Тут я сделал паузу, чтобы посмотреть, как он отреагирует, и продолжал: — Но это была скверная затея. О’кей, вы позвонили ей в штаб, где она в ту ночь дежурила, согласовали с ней время и выехали на стрельбище номер пять, где заехали по гравийной дорожке за трибуны, вылезли из машины, прихватив с собой палаточные колышки, веревку и молоток, а также переносной телефон и плейер, и со всем этим в руках пошли по бревенчатому настилу к стрельбищу номер шесть, откуда вновь позвонили ей, чтобы убедиться, что она уже выехала к вам.
Я еще минут десять восстанавливал перед Муром картину происшествия, основываясь на заключениях судмедэкспертов, логике и предположениях. Полковник Мур у меня на глазах пережил сперва потрясение, затем удивление и наконец полное смятение.
— Вы позвонили генералу домой, воспользовавшись номером экстренной связи, и, когда он поднял трубку, Энн проиграла заготовленное сообщение. После этого, имея в запасе приблизительно двадцать минут, вы приступили к приготовлениям к главному акту этого спектакля. Энн разделась в джипе или возле него, страхуясь на случай появления посторонних, а вы сложили ее вещи в пластиковый мешок и оставили его в ее машине. Верно?
— Да.
— Но часы она снимать не стала.
— Верно, она хотела следить за временем. Кроме того, сам по себе вид циферблата, как ей казалось, должен был действовать на нее ободряюще, пока она ждала бы там появления родителей.
Все это показалось мне довольно странным, однако все равно не шло ни в какое сравнение с тем впечатлением, которое на меня произвела картина, представшая передо мной на стрельбище в то утро, когда я впервые увидел Энн Кэмпбелл обнаженной и привязанной к колышкам, с одними лишь часами на запястье. Какой же долгий путь мне довелось проделать с того памятного утра, когда мне еще казалось, что я созерцаю результат работы насильника и убийцы! В действительности же это преступление совершалось по фазам, этап за этапом, уходя своими корнями в события десятилетней давности, и мне оно виделось совсем не таким, каким представлялось всему остальному миру. Я видел в нем финал отвратительного фарса, разыгранного во мраке ночи, который, впрочем, мог бы закончиться и совершенно иначе.
— Между прочим, — спросил я у Мура, — у нее на пальце был ее памятный перстень выпускницы Уэст-Пойнта?
— Да, конечно, — уверенно отвечал полковник. — Он как бы символизировал собой связь с тем, подлинным, изнасилованием. На внутренней стороне выгравировано ее имя, и она намеревалась вручить этот перстень отцу в знак того, что отныне все дурные воспоминания о прошлом вверяет ему, не желая сама больше никогда возвращаться к ним.
— Понимаю… — произнес я, в очередной раз потрясенный примером уникального образа мышления этой несчастной женщины. Нет, подумалось вдруг мне, все-таки между ней и ее отцом была какая-то глубинная психосексуальная связь, безусловная эмоциональная подоплека всей этой трагедии, замешанной на подавленном половом инстинкте, и полковник Мур это, вероятно, понимал, да и, скорее всего, все семейство Кэмпбеллов тоже, только вот уж об этом мне точно ничего не хотелось узнавать.
Я обменялся взглядами с Синтией, и мне почудилось, что ей в голову пришли те же мысли, что и мне.
— Скажите, полковник, — задал я следующий вопрос Муру, — вот когда вы с ней потом вышли на стрельбище, выбрали подходящее местечко под мишенью в пятидесяти метрах от дороги, и когда она легла там, расставив ноги и раскинув руки, что вы чувствовали, исполняя роль послушного евнуха?
Полковник вспыхнул, но взял себя в руки и ответил:
— Я не имею привычки использовать доверившихся мне пациентов в качестве сексуальных объектов. Что бы вы ни думали о подобном лечении, оно было задумано во благо обеих сторон как своего рода целительное очищение их душ. И в мои намерения не входило вступать в половую связь со своей пациенткой, а тем более насиловать ее, когда она связана.
— Вы очень странный человек, полковник, с точки зрения нормального мужчины, но идеальный специалист в своей области, просто эталон по всем профессиональным меркам. Но умоляю вас, не выводите меня больше из себя! — воскликнул я. — Ответьте ясно и понятно, что произошло после того, как вы завязали последний узел. Я вас слушаю.
— Хорошо… Мы с ней немного поговорили, она поблагодарила меня за то, что я отважился помочь ей в осуществлении такого замысла…
— Только не нужно пытаться лишний раз выгородить себя, полковник! — перебил я его многоречивые излияния. — Ближе к делу.