– У нас ничего не осталось, – объявил накануне вечером Под. – Один кусочек сахара и полсантиметра свечи.
– Свечу я есть не смогу, – жалобно сказала Хомили, – особенно парафиновую.
– Тебе никто этого и не предлагает, – отозвался Под. – Да, есть ещё капелька бузинной наливки.
Хомили села в постели.
– Да? Положи сахар в наливку и подогрей на свече.
– Но как же так, Хомили? – удивился Под. – Ты же у нас непьющая.
– Грог совсем другое дело, – объяснила Хомили, легла и добродетельно прикрыла глаза. – Позови, когда будет готово.
– Она всё равно сделает по-своему, – пробормотал Под, оборачиваясь к Арриэтте, и с сомнением посмотрел на склянку. – Здесь больше, чем я думал. Надеюсь, ей это не повредит…
У них получился настоящий праздник: ведь свечу так давно не зажигали, а как приятно было посидеть вокруг неё всем вместе и понежиться в тепле.
Когда, наконец согревшись, они легли спать, Арриэтта уютно устроилась под тёплой шерстью, и её охватило странное чувство спокойствия и довольства: «Всё будет хорошо».
Уже засыпая, она заметила, что Под, основательно приложившись к наливке, уснул, не зашнуровав край ботинка…
Впрочем, какое это имеет значение, если это их последняя ночь на земле…
Глава семнадцатая
Эта ночь не была их последней на земле (всегда находится какой-нибудь выход), однако оказалась последней в земле.
Первой проснулась Арриэтта, совершенно разбитая, словно плохо спала, но лишь позднее (как рассказала Тому) припомнила свой сон про землетрясение. Она лежала в неудобной позе, стиснутая с обеих сторон. В ботинке было светлей, чем обычно, но она вспомнила, что вход остался незашнурованным. Только вот что удивительно: дневной свет почему-то падал сверху, точно из слухового окна. И тут она поняла: ботинок, лежавший раньше на боку, теперь стоял прямо. Невероятно! Первой её мыслью, заставившей сердце забиться сильнее, было то, что сон о землетрясении оказался явью. Арриэтта кинула взгляд на Пода и Хомили. Судя по тому, что с головой зарылись в овечью шерсть, родители спокойно спали, но не совсем в том положении, в каком легли в постель. Что-то случилось ночью, Арриэтта была уверена в этом, если только сама не продолжает спать и видеть сон.
Арриэтта тихонько села. Хоть ботинок был открыт, воздух показался тёплым, даже душным, а ещё почему-то пахло дымом, луком и чем-то незнакомым – может, так пахнет человек? Арриэтта проползла по дну ботинка, подкралась к его открытой части, встала и посмотрела наверх. Вместо песчаной крыши их пещеры там была проволочная сетка и нечто полосатое вроде потолка. Должно быть, они под кроватью, догадалась Арриэтта, потому что уже видела кровати снизу там, в большом доме. Но чья это кровать? И где?
Дрожа – не столько от страха, сколько от любопытства, – Арриэтта задрала ногу повыше и поставила в дырочку для шнурка, затем подтянулась на петле; ещё один шаг, ещё один рывок – и… Выглянув наружу, первое, что она увидела совсем рядом – так близко, что могла заглянуть внутрь, – был второй ботинок, точь-в-точь такой же, как у них.
С того места, где она находилась, ничего другого видно не было. Кровать оказалась такой низкой, что, вытянув руку, Арриэтта могла дотронуться до сетки. Зато слышно было всё: бульканье закипающего чайника, потрескивание огня и более глубокий и ритмичный звук – похоже, храп…
Арриэтта задумалась: хотела было разбудить родителей, – но потом решила, что не стоит, лучше самой побольше разузнать. Она ослабила шнурок в четырёх срединных дырочках и выскользнула через щель наружу, затем прошла по ботинку до носка и осмотрелась. Теперь это было не трудно.
Как Арриэтта и догадалась, они находились в фуре. Ботинок стоял под складной кроватью, занимавшей одну её стенку; напротив неё, у другой стены, виднелась маленькая кухонная плита вроде той, что они нашли у живой изгороди, и резная висячая полка светлого дерева. На ней стояли зеркальца, ярко раскрашенные вазы, глиняные кружки и висели гирлянды бумажных цветов. Под полкой по обе стороны плиты были встроенные шкафчики для белья и посуды. На плите тихонько кипел чайник, сквозь прутья решётки мерцало красное пламя.
У задка повозки, под прямым углом к кровати, поверх встроенного в стенку рундука была вторая лежанка. Арриэтта, высматривая подходящее убежище для родителей и себя, заметила, что рундук стоял не вплотную к полу и под ним оставалось пространство, достаточное, чтобы добывайка мог туда заползти. На лежанке она увидела гору под лоскутным одеялом, которая поднималась и опускалась. Судя по храпу, там спал человек. У изголовья стояла лейка с жестяной кружкой на носике. «Бузинная наливка, – поняла Арриэтта. – Да, эта ночь погубила нас».