– Но я же хочу поговорить с ним ради его собственной пользы, – сердито возразила Хомили. – И, заметь, я собираюсь поговорить с ним, а не спросить или попросить его. Я только хотела сказать: «Спиллер, мой бедный мальчик…», или «Ужас…», или…
– Его нельзя так называть, мама, – вставила Арриэтта, – если он сам не попросит.
– Ну так пусть будет просто Спиллер! – Хомили возвела глаза к небу. – Но я должна научить его…
– Чему? – теряя терпение, воскликнул Под.
– Нормам поведения! – чуть не закричала Хомили. – Тому, что нам внушали с раннего детства. Тому, что добывайка никогда не добывает у другого добывайки.
Под одним движением обрезал нитку и протянул туфлю Хомили.
– Он это знает.
– А как же тогда шляпная булавка? – не пожелала сдаваться та.
– Он её вернул.
– А как насчёт половинки ножниц?
– Он свежует ею добычу, – быстро проговорила Арриэтта, – и приносит мясо нам.
– Свежует добычу? – в раздумье проговорила Хомили. – Подумать только!
– Верно, и делит её на куски. Понимаешь, о чём я говорю, Хомили? – Под поднялся на ноги. – От добра добра не ищут.
Хомили рассеянно шнуровала туфлю, но проговорила через некоторое время:
– И все-таки я который раз спрашиваю себя: как он жарит мясо?
– Себя спрашивай сколько хочешь, – сказал Под и пошёл в глубь пещеры убрать на место инструменты. – От этого вреда не будет. Только Спиллера оставь в покое.
– Бедный сиротка… – повторила Хомили, устремив задумчивый взор на туфлю.
Глава пятнадцатая
Следующие шесть недель были самыми счастливыми (если верить Тому Доброу) в жизни Арриэтты под открытым небом. Ну, совсем безоблачными их не назовёшь: погода, как всегда в Англии, стояла переменчивая.
Бывали дни, когда поля тонули в молочном тумане и на ветках живых изгородей висела паутина, расцвеченная, как самоцветами, каплями; бывали безветренные, удушающе жаркие дни; бывали дни грозовые.
Вот как раз в один из таких дней в лесу неподалёку ударила в дерево молния, и до смерти перепуганная Хомили закопала в песок лезвие бритвы, заявив, что сталь притягивает электричество. Была целая неделя, когда без передышки шёл унылый дождь, и во рву под насыпью мчался бурный поток.
Спиллер бесстрашно преодолевал пороги, управляя своей лодкой-мыльницей с необычайным искусством и быстротой. Всю эту неделю Под продержал Хомили и Арриэтту дома, опасаясь, как бы не поскользнулись и не упали в воду. Будет не до смеха, если их унесёт из рва в разлившийся ручей и понесёт дальше через поля, пока ручей не впадёт в реку, и в результате вынесет в море.
– Ты бы ещё сказал «в океан» и «донесёт до Америки», – колко заметила Хомили, вспомнив Арриэттин «Географический справочник».
Всё это время она усиленно занималась вязанием зимних вещей, следила, чтобы для Пода и Спиллера всегда было горячее питьё, и сушила над свечкой одежду Спиллера, пока он, голый, но в кои-то веки чистый, сидел, скорчившись, в ботинке. В нишу дождь по-настоящему ни разу не попал, но всё было сырым, на коже ботинка выступила плесень, а в один из дней вдруг на голом месте высыпало целое семейство жёлтых поганок. Вслед за этим однажды утром, когда Хомили вылезла из ботинка и, дрожа от холода, собралась готовить завтрак, её взгляд наткнулся на протянувшийся через поле серебряной лентой слизистый след, а сунув руку на полку, чтобы взять спичку, она испуганно завизжала – всю полку заполнял и даже свешивался через край огромный слизняк. Добывайкам непросто справиться со слизняком такой величины, но, к счастью, этот съёжился и притворился мёртвым. Главным было вытащить его из тесного убежища, где он сидел, как рука в перчатке, а уж потом они без труда прокатили его по песчаному полу и спихнули с насыпи.
Только в конце сентября наступили действительно чудесные дни; их было с дюжину: солнце, стрекозы, дремотная жара. Землю ковром усеяли луговые цветы. Для Арриэтты природа таила тысячи развлечений. Девочка спускалась с насыпи, переходила через ров и забиралась в высокую траву, где, лежа на земле среди цветов, наблюдала за происходящим. Привыкнув к повадкам насекомых, Арриэтта перестала их бояться: они живут в разных мирах, и никого она не интересует за исключением, пожалуй, этого чудовища – клеща, который, забравшись на тело, вбуравливается в него с головой.
Кузнечики, как диковинные доисторические птицы, садились в траву над головой – странные существа в зелёной броне, но совершенно для неё безвредные. Травинки отчаянно раскачивались под их внезапно обрушившейся тяжестью, а Арриэтта, лёжа внизу, внимательно смотрела, как работают похожие на ножи челюсти кузнечика, пока он не наестся досыта.