Добрый вечер

– Ааа!.. Это всего лишь дед, – дерзко и растянуто произнесла она, поправив ниспадшие белокурые вьющиеся локоны на лицо, закрывавшие справа глаз. – Я уже подумала, куда же ты делся! Помер что ли или совесть заиграла?..

– Совесть? – у Андрея Степановича от такой наглости даже глаза округлились. – Это о какой такой совести вы, милочка, ведете разговор? Или о вашей, которой с самого рождения никогда не было и уже не будет? Дом ходуном ходит, а она еще издевается!..

– Слушай, хрыч маразматический!.. – девушка подавалась вперед и зло прищурила глазки. – Сейчас где-то половина восьмого вечера или чуть больше! А по закону мы имеем право до десяти у себя дома хоть на голове стоять!.. Так понятно, сосед? О!.. Сорри!.. Десять – это по-вашему двадцать два нуль нуль. Фирштейн, товарищ дед?

На такой выпад наглости Андрей Степанович сразу и не сообразил, что ответить. Он стоял, широко раскрыв рот, перед расфуфыренной девицей в неприлично коротких облегающих шортах, его дыхание от возмущения стало частым и, по всей видимости, все это стало видно невооруженным глазом, так как новоиспеченная соседка-студентка тут же произнесла:

– Что, дедуля, с моторчиком плохо стало? Может, пойдешь домой да там корвалолчика выпьешь!.. Слушай, а так у тебя, скорее всего, похмелье?.. Так давай я тебе сейчас соточку налью, а затем и с девушкой познакомлю! А?.. Как на такое смотришь? Анька у нас девушка ооочень общительная, тебе понравиться. Соглашайся!.. Перед смертью, напоследок… Прикинь?.. Ты когда вообще в последний раз голую бабу видел? В порнушке лет тридцать назад?..

Андрей Степанович с силой зажмурил глаза и замер. Его дыхание стало еще чаще, шумные и тяжелые вдохи и выдохи оглашали площадку этажа.

– Э!.. Ты чего, дед?.. Помирать тут удумал?

Но тут пенсионер сделал большой выдох, и свист старческого дыхания в миг прекратился. Казалось, сами легкие остановились в этот момент. Но с мужчиной ничего не произошло. Он продолжал стоять неподвижно с зажмуренными глазами перед наглой соседкой. Затем старческая голова медленно поднялась, так, что подбородок задрался вверх. Глаза распахнулись, а на лице застыла величаво-презрительная усмешка.

Пьяненькие глаза девушки приобрели удивленное выражение от всего увиденного. Она раскрыла было рот, желая сказать что-то, но мощный и безжалостный толчок старческого тела заставил ту, словно легкий мячик, влететь спиной в прихожую квартиры и с силой удариться о висящее на стене высокое зеркало. Девушка повалилась без сознания лицом о пол. Над ней со зловещим оскалом окровавленного рта присел на корточки Андрей Степанович, вид которого представлял сплошное месиво с обнаженными мышцами и сосудами без кожи и одежды. То был подлинным экорше, будто сошедшим со страниц анатомических учебников. Возле двери извилистыми неровными полосами лежала кожа Андрея Степановича и его домашний халат. Сам старик, забрызгивая прихожую кровью, схватил бесчувственную девушку за горло и, медленно напрягая большой и указательный пальцы, вошел ими в плоть, сводя на гортани.

Третий этаж.

Михаил потянул спину на сиденье кресла, пытаясь удобнее сесть, подхватил открытую бутылку водки за горлышко и с волшебным для слуха плеском налил спиртное в стакан.

– За вас, Алексей Панков!.. – мужчина вытянул руку с содержимым стакана к работающему телевизору, где на экране диктор новостной программы в великолепном голубом пиджаке рассказывал о последних событиях в мире и стране. – За ваш удивительный голос, что скрашивает мой досуг, и за ваше вечное вранье!..

Залпом выпил и со стуком поставил стакан рядом с собой на тумбочку. Легкое дребезжание колеблющегося мутного стекла несколько секунд подобно комариному писку неприятно жалило спертый воздух квартиры. Михаил с насмешливой гримасой скосил взгляд на неустойчивого зачинщика этого мерзкого звука, долго и неподвижно смотрел на него, затем заново подхватил неверным движением руки бутылку с водкой и заново наполнил его наполовину.

В наступившей тишине только невозмутимый голос диктора Алексея Панкова продолжал вещать о разных удивительных и очень обыденных событиях. Мужчина не слушал его и даже не пытался вникнуть в смысл слов столичного журналиста. Беспрерывный звук телевизора ему нужен был лишь для фона. И без разницы, что сейчас показывают, – фильм или очередная слезливая передача про потерянных и найденных. Это создавало для Михаила иллюзию полноты жизни. Мир никуда не делся, он рядом, он звучит, поет, ругается, взрывается и целуется. Все хорошо. Все отлично. Иначе и быть не может. Значит и с хозяином квартиры все хорошо, ведь он часть этого мира.