Вообще, они часто спорили в этом духе. И спорить могли часами… Во время таких дискуссий Сокóл всегда заводился не на шутку, а потом ещё долго злился на Зёму, переживая больше не из-за самого предмета спора и даже не из-за той безразличной иронии, с которой Зёма высказывался по поводу животрепещущих тем, а в первую очередь из-за очевидного непонимания им бесспорнейших истин. После каждого такого «мозгового слияния» Сокóл ощущал себя особенно опустошённым и одиноким. Ну, то и понятно. Ведь то, что бóльшая часть нашей публики глядит безучастными, круглыми и как будто ничем не занятыми глазами, тут всё светло и ясно, это в точности как у всех. Вот что среди понимающих граждан нашей многострадальной не наблюдается никакого общего взгляда, что нет хотя бы партий, что ли, каких-нибудь, или движений, к которым честный человек мог бы, себя однажды причислив, потом уже во всю жизнь не задумываться, – вот это уже, конечно, как-то не так, тут уже какое-то брожение смеркается и ненадёжность туманная подступает. Но когда твой друг, твой близкий друг! который видит ровно то же, что ты, который точно так же как ты зарабатывает свои немудрёные деньги, который живёт в том же городе и бродит меж тех же домов, – когда он не понимает тебя и говорит с тобой на другом языке, относясь к своей стране и к проживающим в ней людям совершенно по-иному, – вот тут уже начинает сгущаться темнота, вот тут нависает настоящее, безысходное одиночество, с которым и жить-то нельзя, от которого только бежать, бежать можно…
Друзья были… (Я на время прервал рассказ, чтобы перечитать написанное… и вижу, что как-то не следует из первых страниц, чтобы они выглядели сильно похожими (ну а уж чтобы сдружиться могли – и подавно)) Только, понимаешь ли, поставленная перед нами задача в том и заключается, чтобы понять, что между ними общего, насколько они… как это сказать… друг в друге отражаются, что ли…
Что общего? Да… Тут и впрямь: возьмёшься объяснять, да так сразу и не объяснишь… Бывает такое? Видишь прямо перед собой что-то с детства знакомое, обыденное, простое, такое, что уже к одному какому-то коротенькому слову свелось, и ведь знаешь! прям-таки чувствуешь, что это слово значит, как оно проявляется, как работает, из каких четырёх буковок состоит – а начнёшь его расписывать и после первых же жалких «пык-мыков» понимаешь, что за двумя-то короткими звуками скрывается что-то настолько огромное и сложное, для описания чего и вообще всех, сколько бы их там ни было попридумано, слов недостанет.
Давай разбираться.
Сокóл – с короткими жёсткими волосами, плотно сбитый, добродушный и краснолицый увалень, вес которого от постоянного употребления пенного уже хорошо так перевалил за центнер (любящие друзья его так и называют нежно: «Хряк», а сам он смеётся, опуская глаза долу: «Кость тяжёлая…»). Всё принимая близко к сердцу и постоянно переживая по поводу и без, он находит два основных пути для взаимодействия с этим неустроенным миром: он либо бухтит на него, считая, видимо, что бухтежом своим исчерпывающе исполняет гражданский долг (это легко можно установить по тому удовлетворению, с которым он откидывается на спинку, разнеся в пух очередного негодяя), либо машет на этот мир рукой, отправляя его на… прогулку. Зёма же – высокий и стройный, с длинными, прямыми и чёрными волосами, с прямым носом на гордом и умном лице, с точными и резкими движениями тонких музыкальных пальцев (в воспоминании о нём почему-то всегда на переднем плане – натянутые струны губ), – он чаще молчит, или посмеивается над происходящим, в общем, комментирует этот мир «или хорошо, или никак». Когда же он, время от времени, всё ж заговаривает о чём-то серьёзно – так, взглядом исчезая в туманной глубине, – кажется, что он знает вообще всё и что просто дал кому-то подписку о неразглашении, чтоб не травмировать сознание несчастных теляток…
Но это, мы понимаем, различия. Что ж общего в них? Любовь к пиву? К болтовне о машинах и прочей технике? Нет, конечно же, нет… То, что по-русски оба говорят и Пушкина в детстве читали? Да нет – Бокасса, например, тоже по-русски более-менее изъяснялся, а Пушкину так и вообще роднёй был… Вот если глянуть в направлении политики – тут, конечно, забрезжит какая-то близость между ними. Например, в их отношении к власти вообще, и к Пу… (Тут, стоит признаться, нашего автора уже во второй раз что-то заставило вздрогнуть и напряжённо оглянуться по сторонам – у него возникло прямо-таки осязаемое ощущение, что по помещению прошмыгнул кто-то посторонний… Но нет, никого не оказалось, кроме, естественно, серьёзного читателя, который с такой, добренькой, ухмылочкой не преминул напомнить, что родное наше государство ещё ни разу не признавало при жизни классиком того, кто позволял бы себе радикально высказываться в его отношении… (Ни разу!?.. Ох, лучше бы он этого не говорил! ))