Добрые люди

Он жестикулировал и шутил, и сам же первый смеялся… А я продолжала тонуть в пьяном, вязком чувстве, в каком-то туманном сне, где из-за вуали его лица проступал настоящий, печальный и тихий образ. И я что-то отвечала. Может быть, даже что-то умное – чего только в жизни не бывает. О чём мы ещё говорили – обманывать не буду, не помню, всё давно уже растворилось в тумане памяти. Навсегда мне запомнилось только вот это, поразительное, страшное, никогда прежде не испытанное ощущение – предзнания. Он говорил обо мне, о красоте и о молодости, рассказывал про поэзию и про рифмованные и нерифмованные строчки, а я держалась за его руку, и он вёл меня по пустынной брусчатке набережных, по хрустящим дорожкам садов, по тенистым аллеям парков, и нам вдвоём было так же легко и просторно, как если бы каждый из нас гулял сам по себе. Кричали звонкие чайки, алела полоска заката… И я старательно контролировала походку, свои позы, жесты, выражение лица, и даже (вот они, годы перед зеркалом), подметив, повторяла те из них, что заставляли его глаза радостно вспыхивать, но он почему-то цитировал афоризмы про одиночество, про то, как многократно отражаются друг в друге зеркала… И он рассказывал шуточные истории о себе, о своих знакомых, о знаменитостях, а я сидела рядом с ним на диване и гладила его сведённую от напряжения спину – это было где-то в будущем, был день рождения его дочери, но она не захотела его видеть.

Я изнемогала от ужаса этого ощущения и с замиранием сердца смотрела на него и ждала, когда же, ну когда же всё это начнётся? Когда он протянет мне руку и поведёт меня в какую-нибудь квартиру, в какой-нибудь номер.

Он понимал ведь, что я с готовностью кивну.

И он… Вы знаете, он ведь и вправду чувствовал то же, что я. Он не врал мне. Глядя в меня, он понемногу затихал, проявлялся. И в какой-то момент он и совсем стал собою – молчал и долго смотрел на меня спокойными, цвета морской воды глазами. Затем вынул из нагрудного кармана смартфон и, пару раз докоснувшись, повернул экран ко мне, показал несколько снимков. На первом было изображено серьёзное лицо семилетнего мальчика. Тёмные волосы, аккуратный пробор, папины блёстки в глазах, едва уловимое выражение недоверия и испуга. На следующем снимке на колени этому мальчику, сидящему на кухонном стуле, взбиралась маленькая девочка в кружевном белом платьице; оба самозабвенно смеялись. На третьем я увидела лицо пожилой, но всё ещё красивой женщины с усталым блеском каких-то несчастных, каких-то слишком контрастных, похожих на ненастоящие глаз. Она напряжённо смотрела на меня, словно просила, чтобы я избавила её от ожидания, чтобы я побыстрей начала…

Я перевела свой взгляд на него…

Он наблюдал за мной неотрывно…

Его рука наощупь прятала чёрный аппаратик в карман…

– Ты понимаешь? – сказал он, вставая.

Я кивнула и он на мгновение замер. На его лице появилось… до сих пор передо мной этот взгляд. Это был сон… Мы оба знали его окончание…

Он протянул мне руку… Я приняла долгожданный подарок…

Он, вздрогнув, очнулся. Улыбнулся мне радостно, и, взмахнув рукой, в несколько больших шагов пересёк помещение и скрылся за дверью.

Какое-то время я смотрела из-под толщи всё того же разнеженного и туманного состояния. Тихо журчали прохладные волны… А потом вдруг ярко, жёлтой вспышкой, лучом меня озарило: «А он ведь ушёл!»

И вот тут-то мне бы рвануться вослед, мне бы побежать… Но только ноги отказали совершенно, и руки стали мелко-мелко дрожать, и в голове как-то тонко и противно, по-комариному, запищало…

Мне часто, даже теперь вот, кажется, что я и не уходила оттуда. Освещая пятнистые портреты на темно-красных стенах, горит уютный жёлтый свет, из расположенных под самым потолком окон ниспадает тусклое шуршание шин, а из-за неплотно прикрытой двери выливается продолговатый напев приятного женского голоса. Бармен всё никак не может протереть свои бокалы. На столе передо мной высится аккуратная стопка брошюр… Я жду, что он вернётся… Гляжу на подрагивающую от сквозняка дверь… И она…

С этого момента и началось то, о чём я хотела рассказать молодым девчонкам. Начались месяцы терпеливого ожидания. И, с одной стороны, вспоминая дышащий морем взгляд тихих и добрых, неспособных к предательству глаз, я была счастлива – ведь теперь я твёрдо знала, чего жду, с другой… Я вот иногда думаю, а не лучше ли было мне умереть прямо там? Ведь это… Ой… Хлопнула входная дверь! Какая же глупость – думать о смерти… Надо бежать! Встречать и кормить Олежку.

Завтра, завтра я всё расскажу.

ДОБРЫЕ ЛЮДИ

Мы отдохнём…

I