В письмах самого Добролюбова Бордюгову названа иная причина расставания: он продолжал еще получать от Анны Сократовны «прогрессивно нежные» записки, как вдруг, «к счастью, сплетни спасли». До Добролюбова якобы дошел слух, будто он решил жениться на Анне, чтобы прикрыть интрижку с ее сестрой{369}. После этого он объяснился с семьей Чернышевских и на какое-то время перестал у них бывать, что подтверждается следующим письмом Бордюгову. С самым близким другом Добролюбов всегда был откровенен, и трудно представить, чтобы он скрывал от него истинные обстоятельства его разрыва с Анной Сократовной. А воспоминания Чернышевского, как мы уже убедились, часто пристрастны и искажают ход событий. Правда, думается, посередине: как и в случае с Грюнвальд, Добролюбов советовался с Чернышевскими, но решение принял, скорее всего, самостоятельно.
В сентябре 1859 года Анна Сократовна вернулась в Саратов и через год вышла замуж за офицера Каспара Малиновского{370}. А Добролюбов сокрушенно писал Бордюгову: «У меня остался ее портрет, который стоит того, чтобы ты из Москвы приехал посмотреть на него… Я часто по нескольку минут не могу от него оторваться и чувствую, что влюбляюсь наконец в А. С.». Добролюбов сильно тосковал. «Любви безумно сердце просит», — повторял он как заговоренный строчку из стихотворения Николая Огарева, сокрушался, что «совершенно один, не доволен ничем и никому не могу сказать задушевного слова». Он сожалел, что не женился на Анне Сократовне, с которой «мог говорить всё, что приходило в голову и в сердце»{371}.
Таким образом, и вторая попытка женитьбы Добролюбова не состоялась. Сожаления об этом были недолгими — уже в феврале 1860 года началось его увлечение дочерью какого-то генерала, по сюжету напоминающее пародию Петра Вейнберга:
Пародия была опубликована в 1859 году в «Искре», которую Добролюбов читал, так что, весьма вероятно, он держал этот яркий текст в памяти, когда иронически описывал свою историю в письме Бордюгову.
Затащенный после оперы к знакомым, Добролюбов увидел там девушку, от которой не мог оторвать глаз, пораженный ее красотой. Проклиная свою неуклюжесть и неумение танцевать, он разузнал, кто она, и на следующий же день явился с визитом к ее отцу, оказавшемуся важным генералом, страдающим от недостатка карточных партнеров. Добролюбов стал ездить к ним в дом, дабы проигрывать хозяину «ералаш» в надежде созерцать предмет своего обожания. В конце концов в один из таких визитов гостям было объявлено о помолвке генеральской дочери и молодого офицера, с которым Добролюбов познакомился и даже нашел в нем «родственную душу». «А ведь и офицерик-то плюгавенький… Эхма!!!» — резюмировал Добролюбов всю эту историю, иронизируя и над счастливым соперником, и над собой{372}.
Только в Париже ему представится возможность вновь почувствовать себя влюбленным.
ПОСЛЕДНИЙ ГОД:
ПОЛИТИКА И ЛЮБОВЬ
В жизни Добролюбова не было года без хвори. Он тяжело болел в октябре — ноябре 1857-го: простуда и золотуха. Потом, весной 1858-го — сыпь, недомогание; золотуха «бросалась» в разные места организма («болен уже несколько месяцев»). В мае «страдал грудью»: начинался туберкулез. Врачи советовали переменить климат, и Добролюбов съездил на лето в Старую Руссу, где его лечили от золотухи грязями и ваннами. Летом болели зубы, потом нога, происходили «приливы к голове» (сентябрь 1859){373}.
Чернышевский и Некрасов настаивали на лечении в Европе. В середине мая 1860 года Добролюбов впервые выехал из России в Берлин. Поставки статей в «Современник» и сатиры в «Свисток» при этом не прерывались.
Европейский маршрут Добролюбова был во многом предопределен состоянием его здоровья и рекомендациями врачей, советовавших «брать купания» в теплых морях и дышать просоленным воздухом. Однако, вместо того чтобы прямиком направляться на швейцарские озера и на французское морское побережье, Добролюбов по несколько дней жил в Берлине, Лейпциге, Дрездене и Франкфурте.