Добро пожаловать в будущее

Сестра приходит и приглашает Эну на ночную сантерию. Бьют барабаны, старуха Мамбо пляшет у ритуального столба. Со смерти Бэйна прошло больше месяца, но о нем все еще говорят, шепчутся, что сантерия устроена в его честь. Даже старуха Мамбо говорит об этом. Но старуха Мамбо врет. Эну знает, что врет. Он видел женщину, пришедшую из внутреннего города. Лицо ее скрыто платком. Она ждет, что бокор поможет ее дочери. Вернет блудную дочь в семью.

Она принесла ритуальные подношения старухе Мамбо. Принесла надежды и желания. Принесла фотографию своей дочери. Бирс видел эту фотографию глазами Эну, когда тот заходил поздороваться с бабкой. На фотографии Ханна. Та самая Ханна, что работает секретарем в замке Бондье и с которой у Бирса роман. Но роман в будущем. Сейчас Ханна влюблена в художника. Сейчас в этом мире нет даже напоминания о Бирсе, который придет намного позже. Сейчас Эну смотрит на фотографию Ханны и поражается белизне ее кожи. У матери Ханны кожа смуглая, почти черная. Эну думает об отце Ханны. Думает о художнике, похожем на Ханну. Они другие в этом темном мире. Он не знает, хорошо это или нет, но он знает, что они нашли друг друга. Знает, потому что мать Ханны приносит фотографию любовника дочери, на которой запечатлен художник, и просит старуху Мамбо сделать так, чтобы Ханна забыла о нем. Вот почему устроена эта сантерия. Вот почему старуха Мамбо пляшет у ритуального столба в центре ее убогой хижины. А собравшиеся люди шепчутся о Бэйне и сестре Эну, разнося сплетни о том, что Калео живет в доме Бэйна, растит его ребенка и спит с его женщиной.

– Все это обман, – говорит Эну Мейкне, когда танцы становятся интимнее.

Мейкна не слышит его. Бой барабанов нарастает, становясь хаотичным, и танцы превращаются в дикий экстаз плоти. Пляски теряют стройность – движения разрознены, нелогичны. Эну видит, как вздрагивает обнаженная грудь Мейкны. Ее бурые соски набухли и затвердели. Она возбуждена и ждет, когда на нее снизойдет благодать духов. Все ждут. Все кроме Эну. Он разделся по пояс, чтобы не отличаться от других, но он далек от истерии толпы. Далек от ее радости, от этой дикой экстатической пляски.

Собравшиеся в хижине люди трутся друг о друга, ласкают другу друга, целуют. Мать белой девушки, которая пришла из внешнего города, начинает проникаться этой пляской. И старуха Мамбо, такая же обнаженная, как и остальные, дергается у ритуального столба. На ее руках кровь петуха, которому она отрубила голову. Эну знает, что живой петух – редкость, и если эту редкость принесли в жертву духам, значит, женщина из внутреннего города заплатила много денег старухе Мамбо.

– Теперь все в руках лоа, – говорит старуха Мамбо.

Ее старое, толстое, но в то же время неестественно усохшее тело обнажено по пояс. Барабаны бьют. Безголовый петух носится между впавших в экстаз людей, размахивая крыльями.

– Духи ищут твою дочь, – говорит нараспев старуха Мамбо женщине из внешнего города. – Духи идут по следу ее вещей, которые ты принесла мне.

Бой барабанов достигает пика в своей разрозненности и начинает стихать. Люди устали, но чувствуют благодать. Самое время расходиться по домам. Старуха Мамбо садится на стул. Безголовый петух деловито расхаживает по комнате. Эну знает, петух может прожить так еще пару дней. Главное – не забывать его кормить и следить, чтобы зерна не попали в дыхательное горло.

– Пойдем домой, – шепчет Мейкна, подходя к Эну. Она выглядит усталой, но довольной. Ее обнаженное по пояс тело покрыто крупными каплями пота. – Кажется, у меня был оргазм, – улыбается Мейкна.

– Кажется, у того, с кем ты танцевала, тоже. – Эну дает платок, чтобы она вытерла руки. Она улыбается и говорит, что иногда все заходит намного дальше. – Я знаю, – говорит Эну.

– Но ведь это просто ритуалы, – шепчет Мейкна. – Ничего личного.

Обезглавленный петух деловито расхаживает по хижине. Эну выходит на улицу, закрывает за собой дверь, чтобы не убежал обезглавленный петух – ужин старухи Мамбо.

– Все как в тумане, – говорит Мейкна, одеваясь на ходу.

Ее движения вялые и неуклюжие, словно у ребенка. Мимо проходят такие же затуманенные люди, находившиеся в хижине вместе с ними. Эну видит мать Ханны. Она прячет лицо под платком. Ритуал проведен, и внешний город снова пугает ее. Она ныряет в ночь, в темную подворотню. Скоро утро, и она сможет вернуться в свой уютный дом. Скоро она сможет проверить, исполнили духи лоа ее желание или нет.

Эну вспоминает белое лицо ее дочери на одной фотографии и лицо художника на другой. Художник вырос, изменился. Художник, который рисовал рухнувшее небо и живых кибермертвецов, в то время как отчим обещал убить Эну, если его девушка забеременеет.

Мейкна обнимает Эну, шепчет какие-то сальности. Он не слушает. Курит и рассказывает сначала о художнике, затем об отчиме.

– А я бы хотела забеременеть от тебя, – улыбается Мейкна, крепче обнимает Эну и говорит, что влюбилась.

Глава тридцать седьмая