С этим словами он поднялся. Встали и гости. Волшебник пошел вперед, к небольшой двери, полузадрапированной портьерами. Когда он и его «юные друзья» скрылись за этой дверью, из стен появились целые толпы лимуров. Они окружили стол и принялись хватать с него объедки, которые странным образом не проваливались сквозь лишенные плоти костяки, а исчезали, словно и впрямь были проглочены живыми людьми. Не прошло и нескольких минут, как на столе не осталось ничего, кроме грязной посуды, которую призраки унесли с собой. Вскоре в зале остался один Барри. В руках у него появилась длинная палка с перевернутым колпачком, которым он попеременно накрывал свечные огоньки, гася их. По мере того как ослабевал свет, стихала и музыка, что лилась из неизвестного источника, будто невидимые музыканты один за другим прекращали игру и уходили, унося инструменты с собой.
А в это время гостеприимный хозяин показывал гостям свое собрание книг и редкостей. Томами разной толщины и сохранности были уставлены полки громадных шкафов, уходящих под высокий потолок. Между ними в особых нишах таились прекрасные статуи. В золоченых клетках пели птицы, привезенные из далеких тропических стран. В простенках наглухо зашторенных окон висели полотна дивной красоты и совершенства. На громадном столе тоже громоздились книги и стопками лежали рукописи. В углу стоял огромный шар, опоясанный медными кольцами. В большой каменной чаше бурлила густая жидкость, хотя никакого огня видно не было. А в отдельном шкафу поблескивали стеклянные сосуды, в которых плавали скрюченные тела жутких уродцев. Кроме всего этого, в библиотеке волшебника висел восточный ковер, на котором было развешано позолоченное, инкрустированное драгоценными камнями оружие.
— Вот здесь я, дорогие мои гости, и коротаю длинные дни, а порою и ночи своей старой одинокой жизни, — заговорил Уриэль. — В прежние, весьма далекие времена, когда я был еще молод, меня увлекала охота, балы, дружеские пирушки, волокитство за юными прелестницами. Теперь же у меня осталась одна страсть — проникновение в секреты Мироздания. Я хочу знать, какая сила движет мирами, что позволяет крохотному ростку разрывать камень, почему ртуть тает в ладони, а для золота требуется жар огня, хотя и то и другое является металлом, откуда возвращаются весной птицы, и почему медведь впадает зимой в спячку, а волк круглый год рыщет в поисках пропитания?.. Волнуют меня также тайны жизни и смерти. Вот вы, милая Клауди, давеча спросили меня о лимурах. А вы, дорогой Клаус, исподволь упрекнули меня в том, что я не даю покоя мертвым. Не знаю, поверите ли вы мне, но я решил посвятить остаток своих дней поиску эликсира бессмертия. Не ради себя, а ради тех, кого я обратил в лимуров. Я одержим мечтою вернуть им жизнь и тем отблагодарить за верную службу.
— Что вы, господин волшебник, — покаянно пробормотал дровосек. — И в мыслях не было…
— Не смущайтесь, юноша! — отмахнулся хозяин замка. — Я не обижен на вас, ибо близок к созданию своего эликсира! — Он показал на чашу с кипящей жидкостью. — Вот он!
— Вот это варево и есть эликсир? — спросила девушка.
— Это почти эликсир, — ответствовал Уриэль. — Он уже может продлевать жизнь и исцелять многие, прежде считавшиеся неизлечимыми, болезни, но пока не в состоянии возвращать жизнь умершим. И когда я добьюсь от него этого свойства, мой замок снова наполнят молодые, счастливые и вечно живущие существа, а не беспомощные призраки, застрявшие между бытием и небытием.
— Это весьма благородное стремление, магистр! — похвалила его Клауди.
— Кстати, молодые люди, — с добродушной улыбкой произнес волшебник, — не хотите ли испробовать?
— Что именно? — удивилась девушка. — Ваш незавершенный эликсир?!
— Ну, бессмертия и вечной юности я вам пока не обещаю, — бодро продолжал тот. — Однако если вас донимают какие-нибудь незначительные хвори, легкие недомогания, беспокойства или томит недостижимая мечта, глоток моего варева, как вы, прекрасная дева, изволили выразиться, избавит от всего этого…
— Это весьма щедрое предложение, магистр, — откликнулась Клауди, — но позвольте нам немного подумать над ним.
— Разумеется! — вскричал Уриэль. — Подумайте-подумайте. Я вас не тороплю. А пока прошу обратить внимание на эту чудесную статую. Ее изваял сам великий Пракситель, с которым я состоял в дружеских отношениях.
И он повел своих юных гостей к изваянию полуобнаженной девушки с кувшином в руке. Клаус, который не слишком жаловал скульптуру, отстал, засмотревшись на узорчатую рукоять клинка, из тех, что висели на ковре. Вдруг потянуло уже знакомым запашком гнили, и тихий бесплотный голос произнес:
— Ни под каким предлогом не принимайте эликсира!
Глава одиннадцатая. Вернуться и забрать