Перед отъездом Гай заехал на виллу, чтобы попрощаться. Его отправляли во Францию с заданием организовать новые пункты эвакуации раненых вдоль линии фронта. Они все просили его беречь себя, быть осторожнее. От этого сердце Мэдди разрывалось, потому что она не представляла себе, что его ждет. К тому же он был так бесконечно одинок.
Она вышла следом за Гаем на крыльцо. У двери он сунул ей в руку карточку: адрес врача.
— Он лучший, — настаивал он. — К другим не обращайся.
— Гай… — начала Мэдди.
— Пожалуйста, — прервал он ее, пока она не успела извиниться за то, в чем никому из них не хотелось признаваться и что заставило бы его оставить всякую надежду. — Никуда не надо ехать. Без особой надобности не стоит. Дожди, может, и прекратились, но море еще неспокойно.
— Надеюсь, у тебя все отлично сложится, — сказала Мэдди, ни с чем не соглашаясь и одновременно, как и всегда, думая о Люке. Как там они с Питером и своими не слишком здоровыми сипаями в этом бушующем море?..
— Я из твердого теста, — ответил Гай, и Мэдди поняла, что он утешает ее не только относительно волн.
Она привстала на цыпочки и легонько поцеловала в щеку.
— Я буду скучать по тебе.
Гай не ответил, что тоже будет скучать. Он только коротко улыбнулся напоследок, а потом повернулся и быстро спустился с крыльца к машине. К той самой машине, которая возила бутылки с кипяченой водой.
Мэдди все еще собиралась предпринять свое путешествие, но заговорить об отъезде с мамой у нее пока не хватало сил. Отцу она уже сказала, что собирается прибыть в Англию ко времени, когда у Люка будет первый отпуск; она проведет остаток месяца с Элис, потом сядет на корабль, но обязательно вернется проведать родителей сразу, как появится возможность.
Однако пятого сентября первая немецкая подводная лодка атаковала и потопила британский крейсер-скаут «Патфайндер». А вскоре, пока во Франции шла битва на Марне, остановившая наконец наступление немцев на реке Эне, ко дну пошли еще несколько британских военных кораблей. Мэдди даже без предупреждений Деллы и отца понимала, что плыть куда-то было бы сейчас полнейшим безумием. Все, что волновало ее, — это чтобы Люк, а также Гай и Питер добрались до Франции невредимыми. И хотя, к ее великому облегчению, да и всеобщему облегчению тоже, вскоре откуда-то из Франции пришли телеграммы, подтвердившие, что все они благополучно высадились на берег, оглашенные списки жертв битвы на Марне погрузили всех в глубокий траур. В этих списках оказались многие знакомые Мэдди по университету: кто-то пал в бою, ранен, кто-то пропал без вести… Ее разум отказывался принимать это и думать об этих парнях как об ушедших. Ей хотелось верить, что это случайность, ошибка, и на самом деле они, такие, какими она их помнила — катающиеся на велосипедах по Оксфорду с развевающимися шарфами, раскрасневшимися от летнего солнца щеками, попивающие теплое пиво в садике на берегу, — просто обосновались где-то. Где-то далеко. Но в мире стало пусто и тоскливо.
Правда, была одна по-настоящему хорошая новость. Ее сообщил достаточно пожилой, заслуженный и исключительно почтительный доктор Талли, которого порекомендовал Гай.
— Он извинился перед тем, как меня осмотреть, — сказала пунцовая после нелегкого испытания Мэдди дожидавшейся в приемной Делле. — Я, наверное, никогда не перестану съеживаться.
— Так что там? — не выдержала подруга.
— Приятный сюрприз, — ответила Мэдди, и губы ее расплылись в улыбке. Ей одновременно не верилось, что у нее внутри в самом деле растет маленький человечек (их маленький человечек), и ее переполняла великая радость. — Я буду мамой, Делла, — сказала она, смеясь и разводя руки в стороны, чтобы заключить подругу в крепкие объятия. — Я стану мамочкой.
Мэдди впала в настоящую эйфорию, осознав, что происходит у нее внутри. Но, несмотря на свою радость, она не знала, как рассказать об этом родителям. Зная о том, что им пришлось вынести, она чувствовала себя отчасти виноватой. Когда тем же вечером они с Деллой шли на веранду, где Ричард с Элис сидели за аперитивом при свете цитронелловых ламп, у Мэдди дрожали колени. Цитрусовый запах масла вызвал у Мэдди тошноту — ее по-прежнему постоянно мутило. («Держу пари, это девочка, — сказал доктор Талли, — без научного подтверждения, просто основываясь на том факте, что они всегда заставляют своих мамочек чувствовать себя особенно дурно».) Поэтому, прежде чем заговорить, Мэдди пришлось сглотнуть. Но локоть Деллы, слегка ткнувший ее в бок, помог ей выдавить из себя слова, а не содержимое желудка.
— Я надеюсь, вы не будете сильно заняты в марте, — начала она.
— А что такое? — поинтересовался Ричард.
— Просто вы — хотя ты, мамочка, кажется, еще слишком молода для этого — станете бабушкой и дедушкой.
Их лица. Что стало с их лицами!
Ричард громко завопил: «Ого-го!» Элис вскрикнула и прижала ладонь ко рту. Она переводила взгляд с Мэдди на Деллу, с Деллы на Ричарда и снова на Мэдди.
— Малыш, — произнесла она. — Здесь?