До встречи в Бомбее

Листовки каждый день сообщали новости о продолжавшемся отступлении близ Монса — о бегстве к морю, о котором никто не хотел говорить, потому что подобное для британцев казалось неслыханным. В Бомбей прибыл целый состав военнослужащих. Они готовились пересесть на корабли и примкнуть к обороне. Отель «Тадж-Махал» заполнили офицеры. Все они были в такой же форме, какую носил Люк. Но ни один из них Люком не был. Мэдди отправилась с Деллой выпить чаю в «Си Лаундже». Желанная передышка после долгих дней на жестких больничных стульях. Сидя на ротанговом шезлонге, Мэдди пару раз незаметно для себя вся вытягивалась, потому что на долю секунды ей казалось, будто у входа в отель мелькнули его темные волосы и характерный профиль. Потом Мэдди снова оседала в шезлонг, потому что это, конечно, ей только казалось. Это было невыносимо. Она наблюдала за офицерами: как они курят, смеются в вестибюле и на веранде, и ей становилось любопытно, в самом ли деле им так весело и их переполняет оптимизм по поводу всего, что будет дальше.

— Мы немного преувеличиваем, — пояснил один из множества офицеров, предлагавших им с Деллой кое-что покрепче чая (перспектива, которую Мэдди оценила как отвратительную). — Так я будто говорю своим людям: «Эта война — всего лишь эдакое большое приключение. Остается только надеяться, что оно не закончится к тому времени, как мы туда доберемся».

— Я всей душой надеюсь на другой исход, — отрезала Мэдди. — Просто чтоб вы знали.

В порту Бомбея развернули длинные ряды палаток, в которых размещались временные жильцы. Мэдди не могла спокойно смотреть на это поселение из брезента, выглядевшее под дождем серым и унылым. Ей сразу приходили в голову мысли, что Люк имел к этому городку какое-то отношение, возможно, даже подписывал бумаги о приемке. Те, кто ночевал не в палатках, разместились в портовых складах или в каютах лесосплавных судов, стоявших на водной глади притихшего моря. Каждый день по дороге в больницу Мэдди наблюдала наспех организованные экскурсии, на которых сотни сипаев, держась за руки, с изумлением таращились на трамваи и прочих участников оживленного уличного движения. Глядя на них, она думала, что не чувствуй она себя такой усталой (и к тому же женщиной), то пошла бы добровольцем в армию. Делла, которая так и поступила и была направлена на подходящую для женщин работу в одной из портовых столовых, как-то заставила Мэдди улыбнуться, рассказав о полке гуркхов. Бедняги никогда не видели моря и пытались в нем вымыться.

— Они, наверное, не могли понять, почему у них не мылится мыло, — рассказывала Делла, — и почему от этой воды пить хочется еще больше.

— Есть здесь у нас парочка таких, — заметил Гай, оказавшийся в палате в тот момент, когда Мэдди пересказала эту историю матери. Он просматривал карту Элис. — От соленой воды не только пить больше хочется.

Мэдди скривила губы, пытаясь вообразить вкус.

— Ну что ж, Элис, — произнес Гай, оторвавшись от карты. — Думаю, ты почти готова вернуться домой.

— Правда? — Элис приподнялась на подушке. Ее светлые волосы свободно упали на плечи. Мэдди отметила, что так ее мама выглядит гораздо моложе. — Гай, спасибо тебе.

— Всегда пожалуйста. Я рад, что ты поправилась до моего отъезда.

Мэдди не спросила, когда он уезжает. И не сказала, что будет скучать по нему, что было правдой. В больнице начали готовить рис. Запах варева коснулся ноздрей Мэдди, к нему примешалось воспоминание о вкусе морской воды… Она едва успела добежать до большой эмалированной мойки тут же, в палате, прежде чем позыв к рвоте стало уже не сдержать, обеими руками обхватила раковину и увидела свой завтрак из йогурта и манго. Вид его был столь отвратителен, что Мэдди выворачивало снова и снова. Потом она заплакала, потому что плакала всегда, когда ее тошнило. К тому же присутствие Гая и матери, которые все это видели, было чересчур унизительно. А ей нужен был Люк. Очень нужен.

— Мэделин, — позвала ее мать со своей кровати, — Мэделин…

— О боже мой, — выдохнула Мэдди, вытирая рот.

— Мэделин, — повторила Элис.

Понимая, что рано или поздно это все равно придется сделать, Мэдди обернулась.

— Ты что-нибудь съела? — спросила мать.

— Не знаю, — ответила Мэдди, немного слукавив. Но сказать о своих подозрениях вслух она была не готова. Пока нет. Это было слишком ценно, слишком чудесно. «Не сглазь».

Гай, однако, посмотрел на нее очень странно и замер. Его улыбка пропала. Он стряхнул с себя оцепенение и сказал, что принесет воды, только когда сообразил, что Мэдди на него смотрит. Но прежде чем Гай скрылся за дверью, она хорошенько рассмотрела его странно неподвижное лицо.

На ее глазах в нем будто что-то сломалось.

К разочарованию Мэдди, через три дня Гай уехал в Европу, отплыв из бомбейской гавани с первым же судном вместе со всеми теми мужчинами, которые распивали шампанское в «Тадже», и с теми, кто спал в брезентовом палаточном городке. Но площади и улицы не долго оставались пустыми — по всей Индии в поезда до Бомбея загружалась следующая волна людей, которые должны были пересесть здесь на корабли.