Дневникъ паломника

— Ну, хорошо, — говоритъ онъ. — Такъ постелите же ее.

— Она уже постлана, — отвчаетъ горничная.

Онъ пристально смотритъ на двушку. Не вздумала ли она потшиться надъ нимъ, одинокимъ странникомъ, заброшеннымъ далеко отъ родни и друзей? Онъ подходитъ къ тому, что она называетъ кроватью, и схвативъ самый верхній мшокъ, поднимаетъ его говоря:

— Потрудитесь объяснить мн, что это такое?

— Это? — говоритъ двушка, — это перина.

Онъ ошеломленъ такой неожиданной репликой.

— О! — произноситъ онъ. — Такъ это перина! Я думалъ, это подушечка для булавокъ: Прекрасно! зачмъ же эта перина забралась сюда на верхушку? Вы думаете, что если я мужчина, такъ ужь и не понимаю, что такое постель.

— Тамъ ей и мсто, — возражаетъ двушка.

— Какъ! на верхушк?

— Да, сударь.

— А гд же одяло?

— Внизу, сударь.

— Послушайте, милая, — говоритъ онъ, — что нибудь одно: или вы меня не понимаете, или я васъ не понимаю. Когда яукладываюсь спать, то ложусь на перин, и накрываюсь одяломъ. Я не хочу ложиться на одяло и накрываться периной. Вдь это не комическій балетъ, а?

Двушка увряетъ его, что онъ ошибается. Кровать постлана какъ слдуетъ; какъ всегда постилаютъ кровати въ Германіи. Если ему не по вкусу, онъ можетъ передлать ее какъ угодно, или разсердиться и лечь на полу.

Онъ изумленъ. Ему кажется, что такъ постелить постель могъ бы только человкъ, вернувшійся домой съ попойки поздно ночью. Но безполезно спорить съ двушкой.

— Хорошо, — говоритъ онъ, — принесите же мн подушку, япопытаюсь.

Горничная объясняетъ ему, что на кровати уже есть дв подушки, и указываетъ на два плоскіе какъ блинъ тюфячка, въ квадратный аршинъ, лежащіе другъ на друг на одномъ конц груды.

— Эти! — восклицаетъ усталый путешественникъ, начиная думать, что ему вовсе не придется лечь въ постель. — Это не подушки! Мн нужно что нибудь подъ голову, а не подъ… спину. Не говорите мн, что я долженъ спать на этихъ блинахъ.

Но двушка говоритъ ему это и кром того намекаетъ, что ей нкогда стоять съ нимъ и болтать о кровати.

— Хорошо, растолкуйте же мн, какъ туда влзть, — говоритъ онъ, — и я васъ отпущу.

Она растолковываетъ и уходитъ, а онъ раздвается и влзаетъ въ кровать.

Подушки доставляютъ ему много хлопотъ. Онъ не знаетъ, сидть ли на нихъ или только прислониться къ нимъ спиной. Пробуя и такъ и сякъ, онъ стукается головой о верхній край кровати. Вслдъ затмъ произноситъ: «Охъ!» и подается къ нижнему концу. Тутъ вс его десять пальцевъ на ногахъ пребольно ударяются о нижній край.

Ничто такъ не раздражаетъ человка, какъ колотушки, въ особенности, если онъ чувствуетъ, что не заслужилъ ихъ. На этотъ разъ онъ произноситъ: «Охъ, чортъ побери!» и судорожно сгибаетъ ноги, причемъ колни его стукаются о боковой край кровати. (Нмецкая кровать, надо помнить, устроена въ вид неглубокаго открытаго ящика, такъ что жертва со всхъ сторонъ окружена крпкими деревянными досками съ острыми краями. Не знаю, какое дерево употребляется для этой цли. Оно чрезвычайно твердо, и когда стукнешься объ него костью, издаетъ курьезный — музыкальный звукъ).

Посл этого онъ лежитъ смирно въ теченіе нкотораго времени, спрашивая себя, чмъ еще онъ стукнется. Но видя, что все обстоитъ благополучно, собирается съ духомъ и начинаетъ легонько шевелить ногой, стараясь оріентироваться.

Ему холодно подъ простыней и тоненькимъ одяломъ. Подъ периной было бы тепло, но она слишкомъ коротка. Онъ натягиваетъ ее на подбородокъ — начинаютъ мерзнуть ноги. Спускаетъ ее на ноги — зябнетъ верхняя часть тла.

Онъ пытается свернуться въ клубовъ и подобраться подъ перину — напрасно! та или другая часть тла постоянно высовывается наружу.

Ему приходитъ въ голову, что «человкъ-змя» или «безкостное чудо» чувствовалъ бы себя отлично на этой постели; и онъ сожалетъ, что не обучался акробатическому искусству. Еслибъ только онъ могъ заложить ноги на спину и спрятать голову подъ мышку, — ему было бы чудесно. Но онъ никогда не учился этимъ полезнымъ штукамъ, и потому долженъ лежать вытянувшись, согрвая по очередно то ту, то другую часть тла.

Казалось бы при такомъ дйствительно плачевномъ положеніи ему и въ голову не придетъ думать о чисто эстетическихъ вещахъ. Однако ему такъ и мечется въ глаза фигура, которую онъ долженъ представлять изъ себя. Перина, вздувшаяся горбылемъ надъ серединой его туловища, придаетъ ему видъ человка, страдающаго чудовищной опухолью или толстйшей лягушки, которая нечаянно опрокинулась на спину и никакъ не можетъ подняться.

Вотъ еще наказанье: стоитъ ему пошевелиться или слишкомъ тяжело вздохнуть, перина (собственно пуховикъ) слетаетъ на полъ.

Лежа въ нмецкой кровати, нельзя достать до полу (вслдствіе ея ящикообразнаго устройства) — и вотъ ему приходится вылзать и при этомъ разумется стукаться о доски.

Повторивъ эту штуку разъ десять, онъ приходитъ бъ убжденію, что для него, новичка, чистое безуміе пытаться заснуть въ этой мудреной кровати, которая и отъ опытнаго человка потребуетъ всей его опытности. Онъ вылзаетъ изъ ящика и устраивается на полу.