– А чего так? – как ни странно, подобрела барменша.
– Закодированный, – пояснил Леня, – все деньги, которые раньше пропивал, трачу на путешествия.
– Молоток, – одобрила блондинка, – меня Светой зовут.
– Меня Леней. Мне бы что-нибудь из местной кухни: пармской ветчины, лазаньи, пасты болоньезе…
– Я тебя такими «деликатами» накормлю, – перебила Света, – век не забудешь. Садись за столик, сейчас все принесу. Откуда будешь?
– Из Москвы.
– Центровой. А я из Тамбова. Двенадцать лет тут маюсь.
– Ну, прям так и маешься? – не поверил Куприянов. – Хозяин, что ли, лютует?
– Я сама здесь хозяйка.
– Ничего себе, – присвистнул путешественник и поплелся занимать столик.
– За этот не садись, – крикнула Света, – за этим мой муженек сидит. Он должен быть всегда у меня на виду.
– Семейный бизнес – это круто.
– Да уж, круче некуда, – хлюпнула носом Света и пошумела: – Хью, где тебя черти носят, иди сюда, скотина безрогая.
Из подсобки выскребся нетрезвый гражданин лет шестидесяти с венчиком ярко рыжих волос вокруг убедительной лысины и дурашливой улыбкой. Света, тяжело вздыхая, что-то затараторила по-итальянски и английски. Хью качнуло в сторону, но он бодро поскакал выполнять приказ. Леня прислушался к стариковским разговорам. Единственное, что он уловил – во всем виноват Берлускони. Самый древний дедушка, по виду далеко за девяносто, несколько раз провел большим пальцем по горлу при упоминании старины Сильвио и угрожающе ощерил беззубый рот. Видимо, такая нагрузка была старику уже не по зубам, он начал клевать носом и в результате выронил стопарик.
– Не спи, дон Серджио, замерзнешь, – выскочила на звон разбившейся посуды Света и принесла старикашке новую порцию.
– А что они пьют? – полюбопытствовал Леня.
– Граппу, – рассмеялась Света, – настоящие мафиози пьют только граппу. Дон Серджио в семидесятых пол-Италии держал, а сейчас стакана удержать не может.
– Так они все-таки старые мафиози?
– Они старые пердуны, – вынесла приговор Света и пошла за «деликатами».
Старики как-то негативно реагировали на слово «мафиози», и Леня решил на всякий случай сменить тему. Света как раз вынесла поднос, уставленный закусками среднерусской полосы.
– Секи, Леня, вот маринованные помидорчики. Вот мортаделла, она, конечно, похуже любительской колбасы, но тоже ничего. Вот картошечка, вот лучок. Вот гребаная пармская ветчина. Никакого сравнения с тамбовским окороком. Ел тамбовский окорок?
– Ел.
– Вот это «деликат». А пармская ветчина, тьфу. Одна голимая соль.
– Миле грацие, – блеснул итальянским Куприянов.
– Говори по-русски, обижусь, – предупредила хозяйка.
– Как скажешь. – Леня налег на провизию, которой питался всю свою сознательную жизнь.
Мортаделла действительно была один в один любительская колбаса, лучок шибал в нос не хуже, чем в Москве, а маринованные помидоры оказались такими же, что он ел два дня назад на родительской даче.
– Вкуснота? – с материнской улыбкой спросила Света.
– Вкуснотища, – вспомнил путешественник выражение из далекого детства.
– Жуй, жуй, глотай, – Света погладила Куприянова по голове, – а хочешь, самое козырное блюдо принесу?
– Давай, – согласился Леня, рассчитывая на лозанью или фокаччо.
Светик метнулась в подсобку и принесла очередное блюдо, подозрительно напоминающее обычный винегрет.
– Ин салато руссо, – хозяюшка поставила локти на стол, подперла подбородок кулачками и стала наблюдать, как Куприянов хомячит тривиальный винегрет. – Черт меня занес в эту Италию, – пожаловалась блондинка, – налогами задушили, взяток не берут, один раз продинамила их с квартальной отчетностью, так они тратторию сразу опечатали. Здесь с этим строго. А хочешь на меня на молоденькую посмотреть?
– Давай, – согласился Леня, рассчитывая увидеть грудастую пампушку у кухонной плиты.
Света потенькала телефоном, и Куприянов увидел редкую красавицу на фоне Эйфелевой башни.
– Такой я была двадцать лет тому назад, – шмыгнула носом Света, – сначала пять лет работала моделью в Париже, потом два года в Лондоне. Год жила в Испании, а последние двенадцать лет безвылазно торчу здесь. Прямо изозлилась вся на местные порядки. Первым сортом можно быть только дома.
– Так и езжай домой.
– Куда ж я без своего Хью. Мы с ним еще в Лондоне познакомились. Тогда он журналистом работал, – Света кивнула на муженька.
Хью, оставшись без надзора, уже успел нализаться в дупель и мирно дремал за своим законным столиком.
– Итиш твою мать, – заругалась хозяйка, – опять накеросинился, окаянный. Англичане, они же, как русские, пока не нажрутся, не успокоятся. Итальянцы – другое дело. Ни одного пьяного за все годы не видела.
Света принялась тормошить сонного супруга. А дон Серджио вдруг грозно заклекотал. Мимо пиццерии протопало два молодых туриста, на чьих майках красовался портрет дуче. Деды схватили свои костыли и палки, намереваясь навешать поклонникам Муссолини. Те сразу дали деру, решив не связываться с заслуженными поборниками демократии.
– Алла ностра, – продребезжал дон Серджио и поднял стакан, предлагая отпраздновать одержанную победу.