Завсегдатаи пивного зала с осуждением посмотрели на распоясавшихся чужаков, некоторые посетители начали даже поднимать стулья и заносить над головой. «Блин. Щас как заедут стулом по башке. – Спину Куприянова прибило изморозью, и мысли замельтешили как дрозофилы. – Это только в фильмах про ковбоев головы крепче стульев. А в жизни, вероятно, все наоборот». Из ряда возмущенных выделился юркий жиганчик, дерганный и приблатненный, весь такой на шарнирах.
– Вы слышали? – призвал всех в свидетели чувачок на шарнирах. – Он его пидором обозвал.
– Да не обзывал я, – заскулил дрожащим голосом Сапрыка, – просто мы товарища провожали и немного припоздали.
– Я падла? – выкатил глаза пацанчик на шарнирах. – И это говорится на нашем районе?
Толпа угрожающе двинулась на трех залетных отморозков. Еще секунда, и они навсегда прикусят свои длинные языки. Куприянов и Сапрыкин отступили к стене, Ерохин продолжал безмятежно сидеть и пялиться в никуда.
– Васька, все матери расскажу, – из-за стойки вышла пожилая уборщица и преградила дорогу жигану.
Василий сразу сбавил прыть, остальные тоже замешкались.
– Сколько можно шаболдыжничать? – наехала уборщица на притихшего задиру. – Сколько можно хархурами трясти, когда же ты, супостат, на работу устроишься?
– Теть Насть, клянусь, обязательно устроюсь, – торжественно пообещал Васек, – ты же знаешь, я после армии. Еще не нагулялся.
– Ты пять лет после армии, долдон, – напомнила ему тетя Настя, – совесть нужно иметь.
Леха с Леней, подхватив безучастного Серегу, дунули на выход. Последнее, что они услышали, было:
– Теть Насть, ты только матери ничего не говори. Ладно?
Отойдя двести метров от опасного заведения, Сапрыка раздухарился, стал размахивать подарочной кружкой и орать:
– Главное, кружка так хорошо в руку ложится! Надо было ломануть ему промеж ушей! Кровищи бы с него натекло, что со свиньи!
– Чего же тогда не ломанул? – ехидно поинтересовался Куприянов, а про себя подумал: «Дурак я, дурак, спал бы сейчас под бочком у жены. Я-то что здесь делаю?»
– Пойду за сигаретами схожу. А вы пока на платформу шуруйте, там скамеек много. – Сапрыкина смыли летние сумерки.
Леня практически потащил на себе осоловевшего Серегу, потом на секунду оставил его без внимания. Ероху качнуло вбок и назад. Он попытался выровняться в окружающем пространстве, встряхнул головой, всплеснул руками, его качнуло вперед. Серега сделал роковой шаг к краю платформы и полетел вниз на железнодорожные пути. Все это произошло за доли секунды, но Куприянову показалось, что кто-то включил кнопку замедленного просмотра. Ероха очень медленно стал крениться вниз, ноги его оставались на платформе, а тело уже находилось в свободном падении. Когда туловище оказалось параллельно платформе, ноги оторвались от последней опоры, и Ероха плашмя рухнул на рельсы. Леня в ужасе зажмурил глаза. Он, конечно, знал, что рано или поздно придется разлепить веки и посмотреть на то, что осталось от друга. Но на это требовалось мужество, а его у Лени не было. Увидеть окровавленную куклу с размозженной головой, нелепую кучу тряпья, которая пять секунд назад была его неугомонным товарищем, нет, на подобное не хватало сил. Снизу раздалось какое-то шевеление. Куприянов, содрогаясь, приоткрыл веки. Ерохин, живой и здоровый, глядел на него снизу вверх.
– Чего вылупился? Руку лучше подай.
– Ты живой? – обомлел Леня.
– Чего? – не понял Ероха.
– Ты же с двухметровой платформы свалился, – напомнил себе и другу Куприянов, – ты не мог остаться в живых. Ты помнишь, как упал?
– Я долго еще на путях буду стоять? – еле ворочая языком, возмутился Ероха. – Руку давай.
Леня помог Сереге залезть на платформу и принялся судорожно его ощупывать, ожидая найти множественные переломы и рваные раны. «Это мне расплата за прежние пьяные грехи», – думал он.
– Чего ты щекотишься? Отстань. Ленка меня теперь за майку убьет, – озабоченно бормотал Ероха, оттирая мазут с футболки слюнями.
– Ничего не болит? Точно? Может, ты в шоковом состоянии? Может, у тебя все ребра сломаны? – Леня не мог поверить своим глазам – на Сереге не было ни царапины. Если бы не испачканная майка, могло показаться, что нырок на рельсы космонавта Ерохина просто приснился.
– Это потому что он пьяный, – захохотал Сапрыка, вернувшийся с сигаретами, – трезвый бы насмерть разбился. Детям и выпившим Бог помогает.
– Рассказывай, – не поверил Леня, – разве бы он трезвый с платформы чебурахнулся? Все ваше пьянство проклятое.
– Сам-то давно трезвенником стал? – Сапрыка опять схватился за многострадальную кружку. – Главное, так хорошо в руку ложится. Так бы и дал ему промеж ушей. Почему вы мне кружку вовремя не дали?
Мимо проскользнул поздний прохожий. Он с опаской покосился на трех приятелей и прибавил шагу.
– Главное, так хорошо в руку ложится, – завел свою нескончаемую песню Сапрыкин.