Для каждой вещи срок и время (ЛП)

Она умудрилась влезть к нему в душу, преодолев все заслоны, эта взрывная красавица капитан с ярко-голубыми глазами, и он решил: пусть. Ничего ведь не может быть между ними, и ничего не будет. Она, юная, красивая, ни за что не ответит на чувства немолодого, уставшего от жизни мужчины — ей такое и в голову не придет.

Но этот ее взгляд сейчас… как же он ошибался.

Когда он смотрит на нее снова, она уже улыбается и смеется со своей командой, и он задерживает взгляд на несколько коротких секунд. А не стоило бы: она чувствует его взгляд и поворачивает голову, смотрит мягко, но настороженно, и он не выдерживает, он отворачивается и вскоре тихо покидает столовую, распрощавшись с соседями по столу.

— Генерал! Куда вы? — слышит он за спиной и оборачивается, смерив ее изумленным взглядом. — Почему не празднуете? Вы ведь всегда говорите, как важно подавать хороший пример своим людям, сэр, — тараторит она.

Он качает головой.

— Слишком много работы. Нужно проследить, чтобы добытые вами документы попали к Леопольду. — Оправдание так себе, и им обоим это известно.

— Прямо сейчас? — спрашивает она, слегка сощурившись.

— Да.

Она хмурит брови.

— Как вы и сказали, я должен подавать хороший пример своим людям. Во всем, — подчеркивает он, а потом разворачивается и уходит.

***

Она еще не до конца осознала, понимает он, что она уже не в Сопротивлении, что она командир и не может участвовать в каждой операции просто потому, что ей так хочется. Она молода и красива, и он знает, как именно Сопротивление использует женщин, но теперь у нее другая жизнь. Более того, она женщина в боевой зоне, к тому же владеет французским и немецким, и в боевой обстановке она одновременно чрезвычайно ценный актив и огромная ответственность для других. У него нет ни малейших сомнений, что любой член ее команды — и большая часть его бригады — в конечном счете сломается под пыткой, если пытать будут ее.

Они многократно это обсуждают, и всякий раз она слушает его с бунтарским выражением лица. Ясное дело, ей не нравится то, что он говорит, но в итоге она обещает, что участвовать будет только в тех операциях, в которых ее участие необходимо. Он сдается.

Утром у его двери появляется Гарри, огорошив его сообщением, что отбывшая вчера утром группа задерживается.

— Где капитан Кент?

— Она с ними, сэр.

Он недоуменно моргает, едва успев удержаться от дальнейших расспросов. Довольно и того, что он не знал о ее участии в операции, не хватало еще спрашивать причину.

— Какая задержка?

— Шесть часов. Расчетное время возвращения было четыре ноль-ноль, сэр.

Шесть часов, вопит разум, и он усилием воли подавляет панику. Сосредоточься.

Проходит еще четыре часа, и они возвращаются. Падает снег, холод собачий, и он весь извелся. Они еще никогда так не задерживались. На операцию было отпущено двадцать четыре часа.

Они пропали на тридцать четыре.

— Генерал! — слышит он крик сунувшегося в дверной проем Гарри и вылетает из кабинета. Она стоит посреди улицы, ее люди стоят за ее спиной, промерзшие, с ног до головы покрытые грязью и сеном, смотрят на него с опаской. Живые.

За несколько секунд он успевает испытать полный спектр эмоций, от безмерного облегчения до едва сдерживаемой ярости.

— Капитан, в мой кабинет, сейчас же! — чеканит он, разворачиваясь на каблуках.

Он врывается в кабинет, едва не трясясь. Понимая, что должен взять себя в руки прежде, чем откроет рот, он делает глубокий вдох, запускает руки в волосы, опирается на письменный стол.

Услышав ее шаги, он выдыхает, медленно, неслышно.

— Почему вы отправились на операцию? — тихо спрашивает он, смотря на ее бледное лицо, перемазанные щеки, розовый от мороза нос.

— Нужен был кто-то, владеющий немецким, сэр, — говорит она, и он сжимает кулаки.

— В вашей команде таких четыре человека, — отвечает он как можно спокойнее. Она моргает, и в следующую секунду лицо ее искажается гневом.

— Майло ранен, Артур еще нездоров, а двое других не отдыхали уже несколько недель!

— Почему вы посылаете их на задания всех сразу? — парирует он. Она отшатывается, возмущенная несправедливостью намека: какой же из тебя командир?

— Не посылаю. Следующим должен был идти Майло, — скрипит она. — Только вот нелегко пройти четыре мили на свежерастянутой лодыжке. Сэр.

— Вы должны были отложить операцию, если не располагали необходимыми кадрами, — говорит он. Она стискивает зубы.

— Я располагала кадрами…

— Вы не кадр! — повышает он голос, перебивая ее, и она вздрагивает, крепче сжимая кулаки, в тонкую полоску сжимая губы. — Вы актив. Вам не позволено рисковать собственной безопасностью помимо случаев, когда иного выбора нет! Вас могли взять в плен или убить!

— Тогда я погибла бы со своей командой!

— Именно этого я и боюсь! — кричит он, и она таращится на него своими огромными глазищами, приоткрыв рот… эх. Вот оно, вот для чего нужен устав. Она для него важнее, чем кто-либо в этом лагере. Какая уж тут, к дьяволу, объективность. Он закрывает глаза. Он опускает голову.