Диверсант

В клетке оказалось семеро узников. Четверо крупных мужчин, мастеровых или купцов, один дворянин, судя по надменному виду и манере задирать голову, и пара откровенных задохликов, то ли писцов, то ли судейских. Худые, интеллигентского вида, из тех, кто не гоняет во дворе в футбол, а вместо того сутками бренчит на скрипке, или, страшно сказать, на пианино. Все были раздеты догола, и пахло от них… давно они не мылись.

— Позвольте поблагодарить вас, дорогой друг, — начал было дворянин, но я неучтиво прервал его.

— Оставим это. Главное сейчас — уйти.

— Вы правы, — согласился тот, — в клетку, клянусь девой Марией, я больше не пойду!

Оружия в пещере не оказалось. Дворянин вооружился мясницким ножом покойного Эдди. Здоровякам я раздал по метательному ножу, здраво рассудив, что лучше так, чем вообще никак. Интеллигенты от оружия пугливо отказались, и мы наконец двинулись в путь.

— Кто-нибудь из вас знает, где мы находимся, и как отсюда выбраться? — спросил я.

— Нет, — ответил за всех дворянин. — Поверьте, у нас было время все обсудить. Нас брали на ночном привале, либо на лесной дороге, а затем долго везли с завязанными глазами. Кем бы не были эти бестии, владельцы пещеры, они тщательно скрывают свое логово.

— Пошли, — сказал я, — и так боюсь, не было бы уже поздно.

Продравшись через кусты, удачно маскирующие вход в пещеру, мы оказались на склоне невысокого, поросшего густым кустарником холма, у подножия которого раскинулась деревня.

— Знаю я это место, — потрясенно возопил один из здоровяков, — был тут проездом пару лет назад. Даже в трактире здешнем на обед остановился…

Недоговорив, он согнулся в приступе тошноты.

— Представляю, чем тут кормят проезжающих, — как-то грустно заметил один из хлюпиков.

— Заткнись, — со злостью рявкнул дворянин, — на адской сковородке острить будешь!

— Рассчитываю все же на котел, — независимо фыркнул задохлик. — И пока черти будут варить из меня суп, я оттуда все овощи повылавливаю.

— Тихо там, — рыкнул я не оглядываясь. — В клетке не наговорились? Еще не поздно вернуться!

Кусты кончились, перед нами лежал голый склон холма. Делать было нечего, переглянувшись, мы быстрым шагом пустились вперед.

— Только бы пронесло, только бы пронесло, — как заведенный бормотал кто-то сзади. — Защити нас, святая Дева!

И — как сглазил. Лежавшая за валуном собака, худая и злющая, вскочила с угрожающим рычанием. Не останавливаясь я нагнулся за камнем, и псина отскочила назад, залившись безостановочным лаем. И тут же в деревне ее поддержали остальные псы. На мгновение мы замерли, пугливо озираясь.

Склон был совершенно голым, и даже заляжь мы тут, нас без труда разглядели бы снизу. Дворянин грязно выругался, снизу от деревни до нас донеслись пронзительные крики. Из домов выбегали люди, некоторые бросались внутрь, и тут же появлялись обратно с чем-то блестящим в руках. Полагаю, то были топоры, косы и вилы, неизменное оружие крестьян.

— Все пропало, — простонал кто-то. — О Боже, неужели нас съедят!

— Отставить разговоры! — рявкнул я. — Соберитесь. Мужчины вы или тряпки? Сейчас нам придется пробежаться, и я настоятельно рекомендую поднажать, если не хотите обратно в клетку.

Скрытые под маской грязи, заросшие бородами лица спасенных явственно посерели.

— Держитесь за мною, — бросил я, — предупреждаю, что ждать никого не буду.

И мы побежали. Страшное это дело, вот так лететь навстречу истошно орущей толпе. Маленькие поначалу враги скачками вырастают в размерах, и вот ты уже видишь их пылающие ненавистью глаза и распахнутые в реве рты. И ярдов за пять до столкновения один из крестьян, здоровенный и бородатый, неотличимо похожий на вставшего на дыбы медведя, мечет в тебя вилы, и ты ухитряешься увернуться на бегу. И вилы с пугающим хрустом пронзают грудь пленника, что бежал сразу за тобой, тот долго и страшно кричит, а ты даже не можешь остановиться.

И на бегущего рядом с тобой узника плотный, с выпирающим брюшком мужчина обрушивает удар топора, с костяным звуком раскалывая череп жертвы пополам. И визжащие женщины яростно, словно бестии, тычут ножами одного из упавших беглецов, и лица их покрыты кровью жертвы, зубами же они вырывают из бьющегося тела целые куски.

Все это ты выхватываешь обрывками, успевая уворачиваться, пригибаться и отпрыгивать, и ни на секунду не забывая о главной задаче — вырваться из этого ада живым.

И я прорвался! Дыхание с трудом вырывалось из пересохшего рта, сердце колотилось, грозя выломать ребра, кинжал в моей руке был залит кровью. Где-то позади раздавались слабеющие крики, все перекрывал истошный рев толпы. Споткнувшись, я полетел вверх тормашками, больно ушибив руку. Вскочив, заполошно оглянулся. Толпа возвращалась, и одного взгляда на их лица хватило, чтобы я ощутил страх.