Дюма

На премьере «Мушкетеров» 27 октября Маке ждал сюрприз: его объявили соавтором пьесы (но не романов): наверное, надеялся, что вот-вот признают и больше… Спектакль начинался в полседьмого, заканчивался в час ночи, хватило бы на телесериал. Готье: «У нас хватает времени познакомиться с героями, привыкнуть к их повадкам и поверить в их реальность… Успех этой пьесы тем более замечателен, что в ней нет и намека на любовь…» Была накладка: когда казнили Карла, у Атоса, прятавшегося под помостом, должно было быть немного крови на руках, а пролили всю банку краски. Дюма, сидевший в ложе Монпансье, заметил, что герцогу не по себе, обещал сцену с эшафотом убрать (не убрал). В остальном все прекрасно, понравилось даже въедливому Бузони: «Эта историческая драма предвещает новый этап в развитии театра, и мы его увидим в Историческом театре, который собирается открыть Дюма…»

Антуан Монпансье выхлопотал у отца разрешение на театр и заодно чин полковника Национальной гвардии в Сен-Жермене — бог знает, для чего Дюма этот чин понадобился. Основали ООО, генеральным директором стал Ведель, бывший управляющий труппой Французского театра, исполнительным — Ипполит Остейн, тоже имевший опыт руководства театрами, капитал дали Антуан и бизнесмен Жофруа, Дюма должен был внести одну шестую расходов. За 600 тысяч франков купили отель на бульваре Тампль, снесли и по проекту архитекторов Дре и Сешана стали строить театр на две тысячи мест: узкий, высокий, с необычно большой сценой — у Дюма не шли из головы лошади. Готье хвалил: «Только подчеркивая целевое назначение здания и максимально используя полезные элементы, современная архитектура найдет новые формы, которые она тщетно ищет». Но нужно еще 800 тысяч — стали брать кредиты. Нестор Рокплан — своему брату: «Герцог Монпансье на днях преподнес Дюма театр. Затея эта так нелепа и комична, что, бьюсь об заклад, не пройдет и года, как он обанкротится… Поведение Дюма неслыханно. Вот как он рассуждает: „За 17 лет театры заработали на моих пьесах десять миллионов, за пять лет каждая из четырех газет ежегодно заработала на моих романах триста тысяч. Я хочу иметь театр, который приносил бы мне эти миллионы, и газету, которая одна могла бы дать миллион двести тысяч…“ Тем временем за ним охотятся судебные исполнители, и в самый разгар пиршества, которое он закатил комедиантам из „Амбигю“, игравшим в „Мушкетерах“, его арестовывают приставы. Содержанка его сына, актриса „Водевиля“ мадемуазель Левен, стоит ему 2 тысячи в месяц…» Но ведь при столь интенсивной работе Дюма наконец был богат? Да не очень. Сохранилась записка к Маке от декабря 1845 года: он говорит, что не может вернуть соавтору взятые в долг 240 франков и просит еще 260 для ровного счета… Как так?

Платили ему в среднем один франк за строку в 60 знаков. В странице 35 строк, в томе (тогда считали не печатными листами, а строками и томами) 100 страниц, 3,5 тысячи франков за том, книга обычно в 4–8 томов, получается 14–28 тысяч за журнальную публикацию романа плюс примерно половина этой суммы за книжную, в год 4–5 романов — от 100 до 200 тысяч, плюс отчисления от театра — тысяч 100, плюс мелкие гонорары, в среднем выходило в год больше 200 тысяч, примерно пятую часть которых получал Маке, — но тот ни у кого не занимал, купил дорогой дом в Буживале и всю жизнь, даже при том, что Дюма его обокрал, был обеспечен. Откуда же у Дюма долги?

В основном, конечно, дом и театр: первый съел 250 тысяч, второй в конечном итоге полтора миллиона. Сохранились документы того периода, в которых перечислены кредиторы: красильщик, Газовое управление, цветочник, столяр, стекольщик, печник, плотник, скульптор, кровельщик, угольщик, медник, обойщик, продавец семян, оружейный мастер, поставщик дров, портной, каретник, садовник; маляр, антрепренер, слесарь, прачка, торговка шалями, сапожник, шляпница, часовщики, шорник, булочник, разносчик с рынка, белошвейка, ювелир… Удивительно, что организовать свои финансы или нанять того, кто это сделает, не умел не какой-то разгильдяй, а человек педантичный; 15 декабря он писал Беранже: «Вся моя будущая жизнь разделена на заранее заполненные отрезки, план будущих работ уже составлен. Если Бог даст мне прожить еще пять лет, я завершу историю Франции от Людовика Святого до наших дней. Если даст десять, я смогу связать дни Цезаря с днями Людовика Святого… Всю античность надо написать или, вернее, переписать, так как у нас нет почти ничего хорошего об этом… Простите мое тщеславие, которое, быть может, заметите в этих строках…»