– Понял, – ответил Родион. – Тогда до субботы. Приходите пораньше. У меня там мини-бар в кабинете. Подготовимся к выступлению. А-ха-ха-ха! Ой, мое такси приехало. Еще позвоню вам в субботу. Можно? Я люблю звонить, а писать не люблю. А вы любите? Конечно, любите. Глупый вопрос. Чао! До связи!
– До свидания, – сказал Фёдор.
Он вернулся в комнату. Инна не спала.
– С кем ты разговаривал? – спросила она.
– С Мамлеевым, – ответил Фёдор.
19
Следующие несколько дней практически ничем друг от друга не отличались. Фёдор просыпался, ел завтрак, приготовленный Инной, и садился работать. Она не отвлекала, не задавала дурацких вопросов о его успехах. И они не ругались. Вечерами ужинали, потом смотрели какое-нибудь кино на ноутбуке. Иногда вместе засыпали под фильм. Как-то раз вышли погулять и исходили почти всю Коломну. Выдался прохладный, солнечный день. И Фёдору ненадолго стало хорошо от погоды, от того, что красивая женщина держит его за руку, и от того, что сам он кристально трезвый. Мимолетная мысль о водке вызвала недоумение. Думы о сценарии нагоняли тоску. Он не написал ни строчки. И ничего не придумал. От беспомощности хотелось бить себя кулаками по голове. Однажды, психанув, Фёдор так и сделал. Конечно, это ничем ему не помогло. Только на лбу появился блеклый синяк величиной с рублевую монетку. Инна заметила и спросила:
– Что это?
– Не знаю, – смутился Фёдор. – Может, укусил кто-то?
– В октябре? Кто, интересно?
– Какой-нибудь клоп.
– Клопов здесь нет, – сказала Инна. – Я сразу проверила, как приехала. Очень чистая квартира. Как думаешь, Карцев продаст ее нам?
– Ты ведь хотела переехать в Москву.
– Я рассматриваю разные варианты. Знаешь, лет восемь назад я чуть не переехала в Мариуполь.
– А как так получилось? – спросил Фёдор.
– Ну у меня там жил один хороший знакомый. Он меня звал.
«Любовник», – подумал Фёдор.
Про синяк больше не вспоминали. И он быстро исчез.
Однажды позвонил Карцев.
– Федя, привет. Не отвлекаю?
Фёдор сидел за ноутбуком, но пялился в окно и ни к селу ни к городу вспоминал, как в первом классе обмочился на уроке чтения и письма, постеснявшись отпроситься в туалет.
– Ты всегда вовремя.
– Как успехи? – спросил Карцев.
– Потихоньку. А у тебя?
– Нормально. Я не улетел. Решил остаться. Хули мне там делать?
– Правильно.
– Мне сегодня Панибратов звонил.
– По поводу?
– Да так, разговор ни о чем.
Фёдор живо представил, как сосисочный олигарх вычитал в новостях, что нанятый им режиссер устроил пьяный дебош в самолете, и захотел узнать подробности из первых уст. Интересно, что ему Карцев наплел?
– Жень, ты еще в деле?
– Я-то в деле. Только сценарий нужен. Много там тебе осталось?
– Хреновый вопрос, – сказал Фёдор.
– Прости, родное сердце. Но я жду и надеюсь. И уверен, что ты нам выдашь шедевр.
– Шитдевр, – глупо скаламбурил Фёдор. – Послушай, я в субботу буду выступать в книжном магазине «Мамлеев». Приходи.
– Приду! – сказал Карцев. – Во сколько?
– Черт, я не помню. Погоди, сейчас узнаю и перезвоню тебе.
Фёдор позвонил Родиону Жукову.
– Начало в семь тридцать, – сказал тот. – Вечера.
– Спасибо.
– У меня есть ящик «Квинта». Обязательно приходите.
– Приду, коньяк тут ни при чем.
– И водка есть.
– Это тоже не важно.
– А вы точно писатель?
Фёдор нажал отбой и перезвонил Карцеву:
– Начало в семь тридцать. Вечера.
– Буду.
Заглянула Инна:
– С кем ты разговаривал?
– Это насчет моего вечера в «Мамлееве».
Инна нахмурилась и молча закрыла дверь. Ей не нравилось, что он будет выступать. Но возражала она мягко, не категорично. Говорила:
– Зачем тратить рабочее время? Выступления у тебя еще будут. Сейчас это совсем не к месту. Времени почти не осталось.
– Я ведь пообещал, – отвечал Фёдор.
– Ты тогда был в невменяемом состоянии.
– Не могу же я отказаться, сказав, что был в невменяемом состоянии.
– Я не приду. У меня работа – мексиканская сеньора, изучающая русский язык.
– Привет ей от меня, – сказал Фёдор.
Точнее, подумал. А вслух сказал:
– Я быстро справлюсь. Пить не буду, конечно. И рано приеду домой.
– Сам ведь знаешь, что будет, если ты напьешься.
– Знаю. Можно не напоминать.
– Это на всякий пожарный, – сказала Инна. – Просто я все время думаю, насколько я тебе дорога?
– Ты мне дороже всего на свете, – сказал Фёдор.
В этот момент он не врал.
– А смог бы ты ради меня бросить свое писательство?
И он снова не соврал, ответив утвердительно. Потому что в этот момент не чувствовал себя писателем. А чувствовал он себя завязавшим алкашом, скучающим и не слишком счастливым.
– Я тебя никогда об этом не попрошу. Вот уверена, любая баба на моем месте давно бы тебя заставила найти работу и жить как все. А я – нет.
Спросила:
– А твоя бывшая жена? Она наверняка заставляла?
– Уже не помню, – сказал Фёдор. – Кстати, она умерла месяц назад.
– Ого, – ответила Инна.
Больше они никогда об этом не говорили.