Дирижабль

Инна коротко взглянула на него. Она с кем-то переписывалась в ватсапе.

– Жень, есть сигареты? – спросил Фёдор сквозь зубы, чтобы не лязгнуть ими.

Последний зыбкий шанс – никотином вытащить остатки опьянения.

– Нет, – сказала Инна.

– Извини, нет, – сказал Карцев.

– Жалко, что ли?

– Закончились.

Фёдор чувствовал, что он врет. Боится Инну. Удивительная женщина. В любой ситуации, компании и паре становится главной. Но, может, так и надо? И если бы Фёдор не упирался, а подчинился ей во всем, то и жизнь его была бы другой. Вот только лучше или хуже? Хотя куда уж хуже?

Он и сам не понял, как так получилось, но вдруг немножко повернулся к ней и сказал:

– Инна, милая, мне сейчас будет очень плохо. Я не собираюсь дальше напиваться. Но если не выпью хотя бы грамм сто…

– Два мужика, – ответила она. – Трахнусь с двумя. А если получится, то одновременно.

От злости он хотел заорать, что пусть трахнется хоть с тремя, но трель домофона заткнула ему рот. Его прошибло холодным потом. А во рту появился неприятный вкус, будто сожрал протухшей квашеной капусты.

– Врач, – сказал Карцев и ушел открывать.

Инна убрала смартфон и положила руки на плечи Фёдору. Заглянула в глаза. У обоих они были карие. Сказала неожиданно ласковым, нефальшивым тоном:

– Все будет хорошо, Федя. Просто потерпи чуть-чуть.

У него защипало в глазах. Он уткнулся носом ей в грудь, обнял, почувствовал, как встает член, устыдился и заскулил.

– Тихо-тихо. – Она слегка похлопывала его по спине. – Скоро уже все наладится. Ты помылся шампунем от вшей?

Он утвердительно всхлипнул:

– Тогда точно все наладится.

– Я хочу умереть.

Инна приблизилась к его уху, но ничего нежного и успокаивающего не шепнула, а больно цапнула за мочку острыми зубами. Фёдор дернулся. Член его обмяк.

– Еще раз скажешь такое, я сама тебя убью.

– Прости меня! За все!

– Потом об этом поговорим.

– А сейчас не простишь?

– Ты как ребенок.

– Мне очень плохо.

– Федя, если бы я была на твоем месте, а ты на моем, ты бы меня даже на порог не пустил.

– Неправда.

– Еще как правда. А я тебя спасать приехала. О чем это говорит?

– О чем?

– Что я тебя люблю. Не знаю, как это еще возможно, но это так.

– И я тебя люблю.

– Но себя больше.

– Я себя ненавижу.

– В отношении себя это почти одно и то же.

Из прихожей послышались голоса. Один был женский, молодой.

– Там что, баба? – прошептала Инна.

– Я не знаю, – ответил Фёдор.

– А ты оглох, что ли? Там баба. Этот дурак вызвал бабу.

– Но это же врач.

– Разве не мог сказать, чтобы прислали мужчину?

– Инна, ну перестань.

– Она будет тебя трогать.

– Да она просто иголку мне в руку воткнет, и все.

– Не смотри на нее.

– В смысле?

– Закрой глаза. Или смотри в сторону. На нее не смотри.

Инна не шутила. Будь она чуть более сумасшедшей, давно бы выколола ему глаза, лишь бы он никогда больше не увидел другую женщину.

– Я постараюсь.

– Не надо стараться, – прошипела она. – Просто сделай.

Впрочем, Инна мигом успокоилась, как только нарколог выглянула на кухню. Это была низкорослая, полная женщина лет пятидесяти пяти, с коротко остриженными седыми волосами; на висках они свисали острыми уголками. На ней был надет белый халат, на плече висела сумка.

– Здравствуйте, – сказала она. – Кто пациент? А, все, вижу.

Фёдор уставился в пол.

– Давайте пойдем в комнату. Вам надо лечь.

Инна успела шепнуть:

– Ладно, можешь смотреть.

6

Потом он не смог вспомнить, как уснул.

В комнате лег на диван, уставился в потолок, слушая, как нарколог шелестит упаковками лекарств. Услышал голос Инны:

– А можно его сразу же закодировать?

– Нельзя. Он же пил сегодня? А должно пройти минимум пять дней.

– Жаль.

– Можем завтра приехать и отвезти его в клинику на недельку. Там и закодируем.

– У меня срочная работа, – подал голос Фёдор.

Он думал, Инна возразит, но ошибся.

– Да, у него срочная работа.

– Ну тогда пять дней. Звоните, приеду.

Инна ничего не ответила. Или ответила, а он забыл. Последнее, что запомнил, как нарколог подошла, наклонилась и заглянула ему в глаза. У нее они были серые, как февральский лед.

– Станете как новенький, – сказала нарколог и быстро облизнула губы. Будто ящерица.

Фёдору стало страшно, и он вцепился пальцами в плед, на котором лежал. А уже в следующий момент проснулся посреди ночи, в кромешной тьме. Сердце снова пыталось сбежать. Хотелось пить. И страх не ушел. Фёдор пошарил руками по дивану. Инны рядом не было. Таращась в темноту, он позвал ее. Но голос прозвучал слабо, едва слышно. Встать Фёдор не решился. Он знал, что пола нет. И если он слезет с дивана, то провалится в бездну. Закопавшись с головой под плед, Фёдор свернулся эмбрионом и замер. А потом опять утонул во сне и всплыл посреди Дворцовой площади. Он сидел на табуретке под Александрийским столпом. Какой-то человек с длиннопалыми белыми руками стоял у него за спиной и трогал за лицо. Вокруг толпились бездушные зрители. Их лица ничего не выражали. Человек показал Фёдору опасную бритву.

– Нравится? – спросил он.

– Не надо, пожалуйста, – ответил Фёдор.

– Как это не надо, когда надо!

Но горло не перерезал. Вместо этого он стал брить Фёдору голову, начав с макушки. И бормотал: