– Отпусти меня.
– Ща, добрею только.
Но Фёдор сумел сбежать, выбравшись из сна.
Было пасмурное утро. За окном серым саваном расстилалось неуютное петербургское небо. Фёдор осторожно слез с дивана. Пол под ногами слегка пошатнулся, но не обратился бездной. Кружилась голова. Руки и ноги ослабли, будто после тяжелой, непривычной работы.
«Работы. Какой еще работы? Просрана работа, – подумал Фёдор. – Или нет?»
Он выглянул в окно. Набережная была безлюдна. Лишь на Львином мостике стоял человек в пальто, шляпе и кидал в воду куски батона. Но уток не было.
«Сумасшедший! Он или я?»
– Я ваш ангел. Я отец, – пробормотал Фёдор. – Откуда это? Я, что ли, сочинил?
«Дурацкий сон. А вдруг со смыслом?»
Утомившись от безответных вопросов, Фёдор вернулся под плед. И сразу уснул. На этот раз его унесло в рюмочную. Он сидел за столом и пил водку. Наливал себе по целому стакану из неиссякаемой бутылки, закидывал в рот, тут же опять наливал. Подошел седобородый старик и сказал:
– А, вот оно как?!
Сел напротив и положил перед собой морщинистые руки.
– Я тебя узнал, – сказал Фёдор. – Ты апостол Пётр.
– Вовсе нет, – ответил старик. – Но зовут меня и правда Пётр.
– Хочешь выпить?
– Твою водку я не буду. В ней смерть.
– Что-то не похоже. Пью, пью и не пьянею.
– Ты пьешь неправильно, поэтому и не пьянеешь.
– А как правильно?
– Представь, что это кровь.
Стало не по себе. Фёдор отодвинул стакан. Старик засмеялся.
– Ты бес?
– И вовсе не бес.
– Раз не апостол, значит, бес.
– Глупости. Ты сам-то кто?
– Пока что не понял.
– Пора бы уже. Вытечет твое время, а ты так и не узнаешь. И плохо тебе тогда будет.
– Мне и так плохо.
Старик опять засмеялся.
– Послушай, – сказал Фёдор. – Я сочинил стихотворение.
– Не надо. Не люблю стихи. В них смерть.
– Где ж ее нет?
– Например, в моей бороде. Хочешь потрогать?
Его борода зашевелилась. Фёдор вцепился в нее всей пятерней, дернул и проснулся от дикой боли внизу живота. Рука его находилась в трусах и крепко сжимала вялый член с размякшими яйцами. Мутило. Голова продолжала кружиться. Капельница и феназепам помогли слабо. Он был бы рад снова уснуть, но боялся. Осторожно встав с дивана, Фёдор доковылял дрожащими ногами до туалета. На полу лежала раскрытая толстая книжка. Поднимать и смотреть, что это за писанина, Фёдор не стал, испугавшись, что, если наклонится, рухнет головой в унитаз. Он смыл воду и неожиданно вспомнил, что его бывшая, но единственная, разлюбленная, но не забытая жена месяц назад умерла. Или это тоже привиделось ему в бредовом, похмельном сне? А что не привиделось?
Фёдор вышел из туалета, прижался спиной к двери с латунной фигуркой писающего мальчика и окликнул Инну. Голосом пьяницы и труса. Звучал он особым образом – чуть визгливо, неуверенно, жалобно. Но Инна мгновенно откликнулась на этот мерзкий голос.
– Я в ванной, – раздалось из-за соседней двери.
Булькнула вода, будто в подтверждение.
Фёдор дернул ручку. Дверь оказалась заперта.
– Подожди, я скоро выйду.
Он продолжил дергать.
– Впусти меня.
– Собакин, ты меня слышал? Жди.
На кухне он долго пил из крана воду с запахом болота, трясясь, чувствуя себя мокрой мышью, которую безжалостные коты загнали в угол. От невыносимого ужаса и убийственной тошноты, казалось, спасет только водка. Без особой надежды Фёдор обыскал шкафчики, заглянул в холодильник. Нашел лишь сломанную сигарету в дальнем углу подоконника, оторвал лишнее и прикурил от зажигалки с длинным хоботком, предназначенной для газовой плиты. Знал, что это ошибка, но ничего не мог с собой поделать. После первой затяжки голова поплыла, полетела куда-то за окно. Фёдор рухнул на стул, сидел с тлеющей между пальцев сигаретой, не решаясь сделать вторую затяжку, потом кинул окурок в мойку.
Хотелось выблевать всего себя.
Из ванной вышла Инна в махровом красном халате, с полотенцем, намотанным на волосы.
– Проснулся? – спросила она.
– Да.
– Как ты себя чувствуешь?
– Плохо.
– Пройдет. Еще будешь спать?
– Я боюсь.
Она села напротив, подперла кулачком щеку.
– Все пройдет.
Фёдор в ответ передернулся.
– Зря курил, – сказала Инна.
– Я не знаю, что мне делать, – ответил он.
Все тем же мерзким голосом.
– У меня есть план, – сказала она. – Я сейчас вернусь, подожди.
– Куда же я денусь?
– От тебя можно всего ожидать. В окно сбежишь, например.
Она ушла в комнату. Он и правда выглянул в окно, будто ища там спасения. Сквозь мутную небесную пелену светило блеклое солнце. По набережной вышагивали двое забулдыг с коричневыми бутылками пива. Захотелось пойти с ними, пить и безысходно смеяться. Никогда не вернуться назад. Забыть себя. Сгинуть. Фёдор даже привстал, но нахлынувшая дурнота усадила его на место.