Димитрий (СИ)

         Прошло три недели с кончины Бориса, как юг России пророс смертельным недоверием к действующей власти. Годуновских ставленников более не хотели. Когда 7 мая о заговоре в голос закричали в ставке, и кто-то запаздавше верный ударил в войсковой колокол, Петр Басманов  - смелый, будто на стенах Новгорода Северского, выехал перед войском. Он опять плакал, объявляя Димитрия воистину спасенным. Рязанцы первыми прокричали: «Да здравствует отец наш, государь Димитрий Иоаннович!» За ними – другие полки. Слыша всеобщую поддержку, князь Василий Голицын, притворно связавший себя на случай неуспеха, сбросил веревки и вышел к стремени перекинувшегося воеводы. Бочком ушли на зады князья Михайло Катырев - Ростовский, Андрей Телятевский, Иван Иванович Годунов. Сели на коней бежать в Москву, да не время! Пришлось отбиваться от старавшихся схватить. Иван Ивановича Годунова врагом, в путах, вернули на сходку.

         Басманов отправил гонцов. Один ехал в Кромы к атаману Кореле сообщить, что Годуновское войско с казаками заодно. Везя пленного Ивана Годунова, Иван Голицын летел в Путивль каяться в прежнем заблуждении перед сидевшим там царем. И в Кромах, в Путивле шли братания. Вчерашние противники сидели на крепостных валах с брагою. Умиленно передавали, как Голицын склонился пред насупившимся Димитрием, бил челом в землю, восклицая: «Сын Иоаннов, войско вручает тебе московскую державу, ожидая милосердия!  Обольщенные Борисом, мы долго противились нашему законному царю. Ныне, узнав истину, единодушно тебе присягнули. Иди на родительский престол. Царствуй счастливо многие века! Враги твои, клевреты Борисовы, в узах. Если столица дерзнет быть строптивою, смирим ее. Веди нас на Москву, венчаться тебе на царство!»

         Димитрий, сидевший под ракитою на походном троне, сдержанно поблагодарил Голицына. Сказал, что прощает московское войско. Велел перейти тому к Орлу.

         19 мая Димитрий из Путивля вышел в Кромы. Названный царь желал видеть пепелище и славных донцов, шестью сотнями  бойцов противостоявших восьмидесятитысячному войску и с честью освобожденных.

         Басманов, Василий Голицын, Шереметьев, Михайло Салтыков явились к герою, преклоняли колени, целовали колено, признавали царем. После шли делегации от русских городов, выражавших счастье видеть Иоаннова отпрыска. Кто не радовался волею, приводили в цепях. Такая судьба постигла астраханского упрямца – воеводу Михайла Сабурова. Димитрий еще не въехал в Москву, а уже был  окружен льстецами. Помимо отца, его беспрестанно сравнивали с Димитрием Донским. Ну, он же на донских казаков опирался!

         Отроку царю Феодору Борисовичу оставалось с тоской выглядывать в узкие Кремлевские окна на Красную площадь. Там собирались толпы, то ли привычно торгуя, то ли ожидая первых Димитриевых  денежных раздач. Периодически красные кафтаны  стрельцов рассекали сборища, хватали не уклонившихся говорунов, тащили в Разбойный  приказ к Семену Годунову на допрос и расправу.  Прелестные письма Димитрия находили под прилавками, в карманах, за пазухой, в кадках с капустой. В самом Кремле в них пироги заворачивали. «Я- истинный!» - гремела бумага. – «Взашей гоните шельмеца, сына моего гонителя, узурпатора, убийцы!» Феодор морщился. От него скрывали правду. Войско не изменило, оно в силе. Скоро Басманов приведет на Соборную площадь самозванца в цепях и с разорванными ноздрями. Царь Феодор собирался жениться и спрашивал, отчего медленно везут ему двенадцатилетнюю грузинскую принцессу Елену. Ее отец – князь Юрий правил Карталинией (западной Грузией). О браке сына с его дочерью при жизни успел договориться Борис. Требовал прислать портреты лондонских красавиц. О том тоже успел похлопотать с покойной Елизаветой  Английской многовариантный папаша.

         Старые вельможи отца примкнули к Феодору. Проживи этот слабохарактерный юноша долее, мы увидели бы его покладистой игрушкой дядьев. Феодор часто вспоминал отца. Он воспитал его царствовать, но до личностного подавления. В Кремле ждали конца.

         Димитрий же не терял минуты: слал в Красное село расторопных дворян Плещеева и Пушкина соблазнять народ всякими будущими благами: налоги умирялись. 1 июня Красное село присягало в церквах на службу Димитрию.

         В тот же день какой-то бродяга бесстрашно влез на Лобное место, бесстрашно зачитав народу новую Димитриеву грамоту: