Дилемма всеядного: шокирующее исследование рациона современного человека

С того мига, как я увидел своего зверя, до того момента, когда Анджело отпилил голову свиньи, ее глаза оставались плотно закрыты. От вида ее пышных ресниц мне стало не по себе. Так или иначе, я не заглядывал животному в глаза. Но все остальные действия, происходившие здесь, постоянно наводили меня на размышления об отвращении и смерти. Что мне показалось самым отвратительным в разделке животного, так это то, каким по-настоящему грязным – во всех смыслах слова – был этот процесс. Мне пришлось увидеть смерть, прикоснуться к смерти, почувствовать запах смерти и даже попробовать ее на вкус. Я держал в руках существо, схожее со мной по размеру. У него были такие же внутренности, как у меня, и вообще оно было сильно похоже на меня. Видимо, особенно тяжко встречаться со смертью тем, у кого (как и у меня) нет религиозной уверенности в том, что у людей есть души, а животные их не имеют. Во всяком случае, грань между человеком и животным, которую я увидел здесь, показалась мне тонкой, как нигде и никогда. Нас глубоко возмущает каннибализм, которому не удается найти никаких разумных причин. Так, может быть, причина в том, что каннибалу удается обмануть свой мозг и он перестает реагировать на человечину так, как он должен это делать, – с отвращением?

Здесь, решил я, и кроется одно из знаковых достоинств охоты. Она ставит перед охотниками большие вопросы: кто есть мы и кто есть животные, какова природа нашей и их смерти? Безусловно, среди охотников есть немало таких, кто не задумывается об этих проблемах, но некоторые задумываются. Как пишет Ортега в своих «Размышлениях об охоте», охота опутывает нас загадками о смерти и о животных, которые не допускают легких отгадок и простых ответов. Для Ортеги это обстоятельство является источником постоянного беспокойства охотника: «Он не уверен окончательно и твердо в том, что ведет себя правильно. Но – это также следует понимать – он не уверен и в обратном».

Двойственность и неоднозначность – вот судьба охотника, и, как считает Ортега, такая судьба была у него всегда. Подобно Джону Бёрджеру, Ортега также полагает, что тайна животных – как они могут быть одновременно так похожи и так непохожи на нас – всегда была одной из центральных тайн человеческой жизни: «Человек видит себя как нечто выходящее из животного состояния, но он не может быть уверен в том, что полностью его покинул. Животное начало остается слишком близко к нам, чтобы мы не чувствовали с ним таинственную связь». Среди мыслителей Нового времени самое четкое представление о животных имели картезианцы. В сущности, они считали их бесчувственными машинами, едва ли не минералами и, как следствие, меньше всего переживали о том, что животных убивают. К сожалению для нас, последователи Декарта оказались неправы…

В результате… в результате я по-прежнему стоял в калифорнийском лесу, испытывая тревогу, отвращение и стыд, вечный спутник отвращения.

Я уже говорил, что сразу после выстрела в свинью не испытывал никаких эмоций, но в конце концов они меня настигли – точнее, неожиданно обрушились на меня всей своей огромной тяжестью.

Это произошло поздно вечером, когда я вернулся домой, открыл свою электронную почту и увидел, что Анджело прислал мне несколько цифровых фотографий в письме, тема которого звучала так: «Посмотрите на великого охотника!» В сильном возбуждении я бросился открывать картинки, чтобы показать домашним мою свинью, так как она не приехала со мной домой, а осталась висеть в морозильной камере у Анджело.

Изображение, которое появилось на экране моего компьютера, поразило меня, как внезапный удар под дых. Охотник в оранжевом свитере стоял на коленях на земле за свиньей, чья голова была залита кровью. Кровь растекалась от нее, словно дельта реки, и уходила за нижнюю рамку фотографии. Винтовка охотника висела на его груди так, что не оставалось сомнения: он скопировал свою позу с какого-то старого портрета охотника с трофеем. Одна рука властно лежала на широком боку мертвого животного. Человек смотрел в камеру с выражением безграничной гордости, сдобренной самодовольной усмешкой. Такой вид можно было бы оценить или хотя бы понять, если бы прямо перед ним не распростерлась окровавленная туша, которая была так велика, что выходила за пределы кадра. Но окровавленная туша там была, прямо по центру, и она делала ухмылку – не могу найти другого слова – похабной. Я чувствовал себя так, как будто натолкнулся на порно с участием какого-то незнакомца. Я поспешил подогнать курсор к углу изображения и закрыл его так быстро, как только мог. Никто и никогда не должен это видеть!