Did that hurt?

Какая же я дура! Дура!!!

— Гордая. Что же, сделаем так, чтобы ты совсем не могла говорить, — грубые пальцы разжимают мою челюсть, и этот ублюдок плюет мне в рот, пока второй оттягивает за волосы. Несколько пощечин, и рот затыкает кляп, туго затянутый на затылке, заглушая недовольный стон. — Совсем другое дело.

Будь я проклята, если это не Александр Форрест крепко держит меня за горло, сдавливая, пока второй держит меня, чтобы не упала.

Второй, Некто… Голос молодой. Хрипловатый. Такой далекий и знакомый одновременно.

Мне уже всё равно.

— Анастейша Роуз Перри, знала бы ты, каким ты подарком была для меня. Каким подарком была твоя тупость и слепая вера первому встречному. Вера в дружбу.

— Маленькая глупая девочка Ана…

— Я собирался убить тебя как месть Трэвису, этому ублюдку, а вот не получилось, с ним расправились раньше, и кто, Ана! Только взгляни! — приглушенный свет не ранит глаз, когда Алекс стягивает с моего лица маску. — Познакомься с моим лучшим другом, детка, — он разворачивает меня, заставляя смотреть на второго, и от ужаса, от шока, от слепой ярости я начинаю задыхаться, смотря прямо в такие родные, но молодые и ледяные глаза… Томми. — Я продал тебя ему. Со всеми подробностями.

Томас Уильям Марк Перри II. Сын моего мужа, которого он так любил, которым он гордился. Которого я считала своим хорошим другом, не смотря на мизерную разницу в возрасте.

Паника. Страх. Шок. И острая боль, разрывающая меня изнутри.

— Ах, на что только не пойдешь ради любви и мести. Ведь так, Ана? Том пригласил меня, чтобы я показал тебе, как больно ему было, когда ты раздвигала свои прекрасные ножки перед его папашей, когда могла бы быть его.

— А после мы уедем, уедем, Анастейша, уедем, уедем, уедем!

Добро пожаловать в ад, Ана Стил.

— Представляешь, это всё — идея Тома, — Алекс копается в ящиках комода, разыскивая устройство для моей экзекуции, Том же пихает меня под колени, заставляя упасть на колени. — Вот это идеально… Томас страдал, это ты делала ему больно, специально. И сейчас я сделаю тебе так же, как было ему.

Это плеть, любимая «кошка», кажется. Без разогрева флоггером. И Алекс не жалеет силы, не жалеет и меня, ногами пиная, если ему надо, чтобы я перевернулась. Больно настолько, что перестаю чувствовать некоторые участки тела, а голос срывается от безумного визга. Задыхаюсь от слез… И возбуждаю этим Алекса, в отличие от Тома, чуть ли не плачущего вместе со мной. Он безумен, в самом прямом смысле, он болен!

Время перестает существовать для меня. Алекс меняет «кошку» на что-то иное, я уже не замечаю, я даже не чувствую боли, лишь легкое пощипывание, и это злит Алекса. Он сильнее пинает меня, не прекращая играть, и я даже не замечаю, когда теряю сознание.

***

Где я? Почему такая темнота, но при этом всё плывет… Так холодно... О, господи, я голая!

Голая, со связанными ногами, подвешенная за кожаные наручники, судя по слабому освещению и обстановке, всё ещё в собственной игровой.

Верещу, пытаясь выбраться из плена, но во рту кляп. Лишь громкое мычание, которое пробуждает моего мучителя.

Удар.

Звонкий, болезненный, раздирающий кожу на спине. Настолько сильный, что я чувствую капельку крови, ползущую от лопаток вниз по ягодицам…

Больно настолько, что я не чувствую спину.

— Наконец-то ты очнулась, Анастейша!

Том. Алекс. Ад.

А Мастер Икс профессионал. Том делает больно, беспредельно больно, когда у Алекса каждый удар был шедевром, хоть и приносящим боль, но не ранящим.

— Как ты хороша, Анастейша. Как. Ты. Хо-ро-ша, — голос рядом с моим ухом, и голос такой сладкий, близкий, хрипловатый и надломленный. Меня трясет от этого звука. Или сотрясает из-за безмерно сильных ударов по спине девайсом, который я не могу опознать… — Этот ублюдок умел выбирать, — крючки скрипят, когда мучитель поворачивает меня лицом к себе, схватив за грудь. Я начинаю задыхаться, меня тошнит, и Том проворно снимает с меня кляп. В глазах слезы, и я не скрываю их, но не могу даже всхлипнуть.