Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть!

— А, это! — Армстронг засмеялся, подняв безупречной формы голову, чтобы посмотреть на львов на перекладине. — Ничего про это не знаю. А что он там делал вообще?

— Практиковался в качестве медиума, — ответила миссис Брэдли серьезно.

— А? Призраков вызывал? Вы только послушайте, Дмитрий! — прошепелявил он.

Дмитрий улыбнулся и кивнул.

— Я тоже, — сказал он, обращаясь к миссис Брэдли, — я тоже аморально веду себя с женщинами.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — ответила миссис Брэдли, словно поздравляя его.

— Англичане, — сказал Дмитрий, садясь и обнимая колени худыми руками, — как греки во всем, и я ими восхищаюсь. Англичане и немцы и, до некоторой степени, мобильные французы сделали греков такими, какие мы есть. Я не помню турок, — он презрительно сплюнул. Мы тоже жестоки. Жестокость в природе человека. И политики еще. В Англии вы все себя считаете политиками и ни на что не влияете. И мы в Греции тоже всегда читаем газеты. Всегда и все время.

— Я это заметила, — вставила миссис Брэдли.

— Так именно. Мы тоже рады спорту, но относимся к нему более серьезно. Стадион, да, хорошо. Мы патриоты. Мы с уважением подражаем древним грекам. Вам нравится моя страна?

— Да, она мне нравится. Но надо как-то улучшать водоснабжение, как вы думаете?

— Но мы улучшаем, — ответил уязвленный Дмитрий. — В Афинах теперь вода хорошая. Мы демонстрируем улучшения.

— Ну и хорошо, — ответила миссис Брэдли.

Ее голос, намеренно повышенный, заставил пошевелиться спящих рядом людей. Сперва шевельнулся один темный кокон, потом другой повернулся, вытянулся и поднялся. Вскоре вся компания вылезла из мешков, взывая к Дишу о еде.

После завтрака Дик нашел миссис Брэдли и попросил вернуть его микенское золото.

— Едва ли честно было возлагать на вас ответственность, — сказал он со смехом.

— Я бы отдала его Миган на попечение, — ответила миссис Брэдли.

Глава VIII

— А это кто ж такие?
— Посвященные.
— Я ж, право, как осел при посвящениях.
Довольно, положу поклажу на землю.

1

Общественное мнение высказалось против жертвоприношения коровы, которая оказалась обезоруживающе дружелюбна и по общительности не уступала пьяному. В силу этого сэр Рудри вновь обратился к своей первоначальной мысли о козах.

— В этом нет необходимости, — разумно посоветовала миссис Брэдли. — Следует сделать несколько глиняных коров и статуэток Геры, дитя мое. Это будет куда лучше и куда менее грязно, чем жертвоприношение животных, — вкрадчиво добавила она.

Сэр Рудри задумался.

— У нас нет глины, — указал он.

— Ну, дитя мое, откуда же вообще изначально взялась глина? Конечно же, не на Крите ее добыли.

— А мы разведаем тут и найдем глину, — с надеждой сказал Айвор.

Мальчики, радуясь, что нашли себе занятие, умчались прочь. Солнце еще не поднялось настолько высоко, чтобы жара лишала воли к действию.

— Терракота, — сказал Гелерт, вернувшийся к апатичной манере, проявлявшейся в нем с самого начала. — А источники наверняка в это время года пересохли.

— Неважно, неважно! — возразил Александр Карри. — Пусть ребятишки чем-то займутся, пусть их… — Он прервался, увидев Рональда Дика. — Ну, как ваши синяки? Надо было нас предупредить, что вы ходите во сне.

Дик покраснел, попытался объяснить свои причины ходить по раскопкам. Их сочувственно восприняла Кэтлин, несколько насмешливо — все остальные, в том числе Миган. Дик чувствовал себя очень несчастным, как и сэр Рудри. Последний оценивающе смотрел на корову (которую теперь все называли не иначе как Ио в честь превращенной в корову жрицы Геры с тем же именем), а потом озабоченно — на высоты, где стояла цитадель. Он будто искал совета и наставления от тех, кто уже не мог их дать.

Миссис Брэдли внимательно за ним наблюдала. Не было сомнений, что Рудри опасно балансирует между псевдонаучным энтузиазмом и какой-то более очевидной формой безумия. Иногда, казалось, он отклоняется в одну сторону, иногда в другую, но все время ей, как непредвзятому наблюдателю, представлялось, что каждый раз он склоняется больше в сторону безумия и что сосуд его разума остается неразбитым с большим трудом, чем было до выезда из Афин. Ей не понравилась история с Иакхом в Элефсине, еще меньше понравилось дело со змеями в Эпидавре, а менее всего ей нравилась эта сосредоточенность на кровавой жертве в Микенах.

Легенды об Атридах мрачно висели над тяжелыми полуразрушенными стенами, вокруг Львиных Врат, вокруг неохраняемых могил. Темная страсть Клитемнестры, мука юного Ореста создавали тяжелую гнетущую атмосферу, уже и без того пропитанную жарой недвижного воздуха перед бурей.