Диаспора

На девяносто третьем уровне контакт между полисом и сингулярностью двенадцатого уровня оборвался. На сто седьмом уровне сингулярность двадцать шестого уровня проскользнула на десять тысяч лет.

Ятима начинала паниковать.

— Мы идиоты. Это никогда не закончится. Они наверняка на шаг впереди и копируют эти фиговины, как только мы перепрыгиваем.

— Ты ведь и сама в это не веришь. Разве на Стриже не ты уверяла меня, что у них не может быть дурных намерений?

— Я малость изменила свою точку зрения.

Они долго спорили, выдохлись и впредь сидели в молчании, когда контрольная программа докладывала о разрывах в цепи. Коль скоро возвращаться они не намеревались, переживать из-за этого не было смысла.

Артефакты медленно меняли форму.

Когда триллионный уровень остался позади, в каждой вселенной их внезапно стало по паре. Их относительное расположение оставалось постоянным, хотя между отдельными артефактами простирались сотни километров вакуума.

— Не хочешь остановиться и разобраться, как они добились такого эффекта? — предложила Ятима.

— Нет.

Над временем, нужным, чтобы выковать очередное звено цепи, они были не властны, но субъективное ускорили так, чтобы просыпаться только на каждом десятом… каждом сотом… каждом тысячном уровнях.

Появился третий артефакт, за ним четвертый.

Они начали дрейфовать — это наблюдалось от уровня к уровню — и сливаться.

Один за другим появились еще три артефакта, все расположенные недалеко от большого центрального. Понемногу расстояние между ними сокращалось. Как только путешественникам показалось, что объекты вот-вот столкнутся, возник четвертый артефакт, а крупный в центре — приобрел несколько большее сходство со сферой. Сфероид ужимался, разбухал, ужимался… исчез. Четвертый объект из второго множества меньших артефактов подрос в размерах до того, который появился первым в шестой макросфере. Больше ничего не осталось.

Еще десять триллионов уровней почти ничего не происходило, единственный оставшийся артефакт исподволь менял форму. Потом он внезапно усох до одной десятой… одной сотой исходного размера.

И исчез.

Восхождение прекратилось.

Последняя сингулярность вела в пустое межзвездное пространство на расстоянии 267 904 176 383 054 уровней от родной вселенной.

Они спешно конвертировали себя и окружение в трехмерную версию и осмотрелись. Сингулярность лежала в плоскости спиральной галактики, а по небу текла река звезд, немного походившая на Млечный Путь. Паоло покатился со смеху и вольготно разлегся на балках.

Ятима запросила обсерваторию. В поле зрения не было ни Стрижей, ни длиннонейтронных порталов на следующие уровни. Если Алхимики и существуют где бы то ни было, это место здесь.

— Что теперь? Где нам их искать?

Паоло свесился с балки и запустил себя в космос. Покрутившись немного вокруг спутника, точно пьяный астронавт, он презрел законы физики и, кувыркаясь, вернулся.

— Посмотри прямо перед собой, — сказал он.

— Там ничего нет.

— Сейчас нет. Потому что нечего смотреть. Мы видели все.

— Не понимаю.

Паоло смежил веки и сосредоточился, подбирая нужные слова.

— Артефакты — это полисы. Чем еще они могли оказаться? Но вместо того, чтобы изменять данные в одном и том же полисе… они принялись строить новые, надстраивать уровень за уровнем.

— Но почему они остановились? — Ятима не сразу обрела дар речи.

— А им больше нечего было делать. — Гештальт Паоло излучал карикатурную муку от провала миссии, смешанную с искренним восторгом от ее успешного выполнения. — Они повидали все, что стремились посмотреть во внешнем мире — по крайней мере в шести вселенных — и еще двести с чем-то триллионов тиков мультивселенских часов они обдумывали увиденное. Я не знаю, чем они занимались. Проектировали абстрактные окружения? Занимались искусством? Пересматривали историю? Мы никогда не расшифруем их наследия, не узнаем, что случилось. Но ведь нам это ни к чему. Или тебе охота шерстить накопители данных, охотиться за их тайнами? Рыться в их могилах?

Ятима покачала головой.

— Меня вот больше интересует форма, — продолжил Паоло. — Закономерности изменений размера и числа артефактов. Я их не понимаю.

— Я понимаю.

Взятые в совокупности, артефакты составляли исполинскую скульптуру, протянувшуюся более чем на квадриллион измерений. Алхимики создали структуру, перед которой вселенные казались карлицами, но каждой из них в отдельности она касалась едва-едва. Они не обращали миры в пепел, не перекраивали галактики по своей воле. Развившись в неведомом далеком, оторванном от остальной Вселенной мире, они унаследовали самый ценный из известных способов выживания.

Самоограничение.

Ятима повертела модель скульптуры и вскоре догадалась, как именно ее компоновать. Перевела в пятимерную форму и передала Паоло.

Скульптура изображала четверорукое четвероногое существо с рукой, поднятой высоко над головой. Пальцев не было. Вероятно, стилизация под предковую доВнеисходную форму. Ступня одной ноги попирала шестую макросферу. Высшая точка воздетой руки Алхимика находилась на том уровне, с которого они только что выбрались. Рука указывала прямо вверх.