Ди-Джей

Этого посланнику Перво-Матери показалось мало, и он, вспомнив, как для него в прежней жизни выглядели индусы по монитору компьютера в Интернете, оставил жирный отпечаток большого пальца между её бровей. Потомки этих аборигенов в будущем всегда там будут малевать разноцветные кругляши. Вот пусть будет и у этой.

Кстати, только сейчас из памяти выплыло понимание, что ни у одного из увиденных им представителей местного народонаселения подобной точки в районе третьего глаза не наблюдалось. Видимо, эта протоцивилизация ещё до звезды во лбу не дошла в своём богопоклонстве.

Спустившись с деревянных ступеней на землю, Богоподобный, не обращая внимания на обалдевший народ, стоявший с выпученными глазами, прямиком направился к проходу, ведущему в Город Мёртвых. Горожане, почему-то исключительно мужчины, по мере его продвижения резко расступались, позволяя беспрепятственно пройти странной голой парочке, в которой один весь светился, а вторая по уши в бусах, со светящейся полосой на пузе и с фонариком между бровей.

Продвигаясь сквозь толпу, которая тут же следом смыкалась, Дима полагал, что мужики двинутся за ними на кладбище, не желая пропустить порнуху, с участием всем им хорошо знакомой местной потаскухи, ой, простите, жрицы храма Перво-Матери, и странного светящегося мальчика, непонятно откуда вынырнувшего, но имеющего явные зачатки божественного, судя по чудесам, в виде фейерверка. Но ошибся. Никто за ними на территорию Мёртвых предков среди ночи последовать не решился.

Такого же мнения, как и местные мужики придерживалась и тётка в бусах. Как только она поняла, куда её ведут, тут же включила все возможные тормоза: встала, как вкопанная, а свободной рукой вцепилась в ветви кустов, да с такой силой, что листья посыпались.

Вот только Диме было не до её предубеждений. Он поднёс нож к вцепившейся руке, с полной решимостью отрезать её к хренам собачьим, при этом слегка надавив на запястье. Все четыре лезвия оказались заточены до состояния бритвы, поэтому даже от лёгкого прикосновения на зажатую кисть женщины потекла кровь, что моментально заставило местную жрицу любви пересмотреть взгляды на собственные комплексы.

Она ослабила тормоза, но еле-еле передвигая ногами принялась поскуливать. Бедная тётка уподобилась скрипучей несмазанной телеге, которую уже взмокший от усердия жеребец по кличке Ди настойчиво тащил вглубь погоста. Постепенно скрип сменился стонами, переходящими в причитания и всхлипы. В конце концов, она разревелась и затряслась, словно припадочная.

Но Божественному Посланнику уже было не до её «хочу, не хочу». Он всё же дотащил напарницу до нужного места. Фонарных столбов, естественно, на кладбище не наблюдалось. Факел он тоже не додумался отобрать у кого-нибудь по дороге. Луна и та отсутствовала, намекая на новолуние.

Пёр, уповая на свою хорошую пространственную память, используя лишь слабую подсветку собственного тела, дающую возможность что-либо разглядеть на земле, и то, если нагнёшься. Тем не менее, абитуриент чётко вышел на исходно запланированную позицию к пустой кирпичной могиле.

Наступив совсем раскисшей аборигенке на икроножную мышцу, Дима заставил женщину сначала со стоном упасть на колени, а за тем и всю повалил на спину. Притом получилось так, что её плечи оказались на самом краю, а голова с гривой роскошных волос опрокинулась в пустоту кирпичной ямы, чем-то в этот момент олицетворяющую преисподнюю.

Только сейчас до тяжело дышащего молодого человека дошло, что он делает что-то не то. Из-за изрядной физической нагрузки пропало возбуждение, да и страх стал какой-то ни такой. Требовалось во что бы то ни стало успокоиться и начать бояться по-настоящему. Ну и возбудиться по новой.

Божественный посланник прижал бьющуюся в ознобе ужаса жрицу любви к земле всем телом и шикнул на неё, требуя если не успокоиться, то, по крайней мере, не издавать мерзких шмыгающих звуков. Не помогло. Тогда он повернул её на бок лицом к себе, обнял, поглаживая спину, и ни с того ни с сего запел колыбельную «Про серого волчка». Вот спроси его, с чего такой выбор репертуара, ни за что не ответит, потому что сам не знает. Это называется, взбрело в голову, то есть никак не поддаётся обоснованию.

Знал Дима из этой песенки, как и подавляющее большинство на свете людей, только четыре строчки. Но и их хватило. На краю могилы, да и на всём кладбище, наступила, так и хочется сказать, гробовая тишина. Несмотря на то, что Город Мёртвых был со всех сторон окружён джунглями, ни одна ночная птица, ни одна круглосуточно визжащая макака не издавали ни единого звука.

Её перепуганное лицо, разукрашенное красками и бусами, которые в флуоресцентном свете теряли свои естественные цвета, производило поистине жуткое впечатление. Дима, когда взглянул на её застывшую маску ужаса вплотную в свете своего свечения, аж вздрогнул. Он впервые в своей жизни с каким-то садистским трепетом посчитал испуг за благо, от чего даже густо вымазанные грязью волосы ощутимо зашевелились, и по всему телу пробежал будоражащий озноб.