Девушка со шрамом

Поначалу все было прекрасно. Успешно пройденные экзамены позволили попасть на бюджетное место. Но вскоре открылась настоящая правда жизни. После первого семестра студент из потомственной театральной семьи дал педагогам обычную взятку. Это все, что было нужно, чтобы девушку без нужных связей потеснили на коммерческое отделение. Парень без труда попал на бюджетное место, не прикладывая абсолютно никаких усилий. Людям из деканата было наплевать, что у меня меньше чем за полгода до этого умерла мама, а восемнадцатилетняя девушка вряд ли сможет заработать несколько тысяч долларов, чтобы платить за институт.

Поиск гигантских денег стал началом этапа борьбы за выживание. Я не могла расстроить папу сообщением, что едва не вылетела из института, сдав сессию на пятерки… В советское время подобная ситуация никому даже не пришла бы в голову, но, к несчастью, мы – дети современного общества, в котором правит бесчеловечность… Причиной многих бед становятся деньги, главное зло человечества…

Педагоги ВГИКа руководствовались не самыми чистыми побуждениями. Я бы сказала даже, что они мало походили на порядочных людей. С тоской вспоминая своих наставников по танцам, я удивлялась, что в таком престижном вузе преподают такие неприятные люди, у которых не хочется учиться ничему.

Миллионы восторженных выпускников по всей стране, едва окончив школу, стремятся поступить в этот институт, мечтая о романтике актерской жизни.

– Вы дерьмо! Вы бездари! Скажите спасибо, что вообще живете на свете! – орали на нас учителя.

Педагоги ставили цель превратить людей в податливый материал, из которого будут лепиться роли. Это было мучительно. Вот такой оказалась театральная романтика…

– Стать актером – значит забыть о том, кто ты есть, – утверждал один из наших педагогов.

Мы носили специальную черную униформу и убирали волосы в хвост. Девушкам строго воспрещалось пользоваться косметикой. Бесконечный террор создавал впечатление, будто мы – члены какой-то секты.

– Хочешь быть актером – смирись с тем, что ты ничтожество, – ломали остатки наших индивидуальностей жестокие наставники.

Такая система обучения негативно отразилась на многих студентах. Один попал в психушку, другой ушел в монастырь, девушка из благополучной семьи стала конченой наркоманкой, большинству остальных ребят навсегда искалечили психику.

Вспоминается, например, такая история. Во время очередного урока по балету одна из студенток отсутствовала. Поставив в журнале посещаемости прочерк напротив ее фамилии, учительница приступила к занятию. Все шло как обычно… И вдруг, из-за колонны фойе, где проходили занятия, появляется та самая прогульщица. Ее рук не видно – они спрятаны за спиной. Тихо подойдя к педагогу сзади, она что-то заносит над ее головой, секунда – и студентка с размаху ударяет женщину по голове бутылкой из-под шампанского. Та падает на пол, из раны струится кровь. Тихая с виду ученица чуть не убила педагога. Не хочется оправдывать ее, но крыша у человека едет явно не от хорошей жизни…

– Повторяйте за мной: я – никто. Я ничего не значу! – каждый день приказывала учительница по актерскому мастерству. В результате многие предпочитали прогуливать ее уроки, самостоятельно изучая суть системы Станиславского.

Единственным педагогом, которому было можно доверять, оказался наш преподаватель пантомимы. Он работал в цирке, выходя в основном в амплуа Грустного Клоуна. При небольшом педагогическом опыте на деле он умел гораздо больше, чем прочие бездарные актеры, которые преподают во ВГИКе, прячась от своей профессиональной несостоятельности. Этот человек учил студентов искусству языка жестов, обращаясь с нами, как с любимыми детьми. Его немногословные, но очень содержательные уроки усваивались гораздо лучше, чем истеричные приказы всех остальных преподавателей вместе взятых.

Отказывая себе порой даже в еде, мне удалось стать уважающей себя обладательницей диплома через четыре года. А теперь невозможно признаться, насколько жестокой школой жизни были годы обучения во ВГИКе. Правда, аккуратненький диплом, из-за которого пришлось преодолеть столько страданий, так мне и не понадобился. Почему-то ни на кинопробах, ни на телевидении его не просят предъявить в качестве подтверждения профессиональной состоятельности. Когда меня приглашают на съемки, все решает какая-нибудь другая причина. Режиссерам явно наплевать, училась я на актрису или нет.

А вот мне не наплевать на то, о чем я мечтала. Я просыпаюсь и опять слышу, как зал взрывается овациями, вижу в полудреме, как кто-то из первого ряда восхищенно преподносит мне огромный букет из белых роз. Я буду жить и умру на сцене. Вот только мечты об идеальном искусстве, заставляющем души трепетать от восторга, так и остаются только мечтами, сколько бы ни пришлось за них биться и страдать.