– Беда в том, – продолжала Билли, – что, когда делаешь что-нибудь, очень трудно представить себе, как ты отнесешься к этому потом. А потом в голову приходит ужасно много всяких мыслей, папа.
– Мне вот сейчас приходит в голову очень много мыслей, – строго проговорил Беннет. – Вот например, что тебя не следовало так распускать.
– Теперь уже все равно. Я больше ни с кем не обручусь и никого больше не полюблю.
– Не хочешь ли ты сказать мне, что ты все еще влюблена в этого пароходного франта?
Билли молча кивнула головой.
– Я не думала об этом, пока мы не приехали сюда. Но, когда я сидела как-то раз у окна и смотрела на дождь, мне вдруг пришло в голову, что я сама отказалась от своего счастья. У меня появилось такое чувство, словно мне предлагали какую-то очень красивую драгоценность, а я не захотела принять ее. Какой-то внутренний голос все время упрекает меня: «Счастье было у тебя в руках, и больше оно уже не вернется».
– Перестань молоть вздор, – осадил ее мистер Беннетт.
Билли надулась. Ей казалось, что она говорила не плохо. Мистер Беннетт помолчал, затем из груди его вырвалось восклицание. Упоминание о Хайнетте всколыхнуло в нем неприятные воспоминания.
– Что такое с Юстосом Хайнеттом? – спросил оп.
– У него свинка.
– Свинка, не может быть? Неужели свинка? – мистер Беннетт завертелся на постели. – У меня никогда не было свинки. Ведь это очень заразная болезнь Ужасно! И зачем мы только переехали в этот дом?
– Нет ни малейшей опасности, папочка, не волнуйся. На твоем месте я попробовала бы уснуть. Ты, должно-быть, утомился сегодня утром.
– Да разве я могу уснуть? – воскликнул мистер Беннетт, но спустя пять минут после ухода дочери он спал уже крепким сном.
Он проснулся спустя полчаса с каким-то смутным чувством, что в доме не все благополучно. Ему снилось, будто он шел в Нью-Йорке по Пятой Авеню во главе военного оркестра в одном купальном костюме. Сидя на кровати и протирая глаза, он продолжал еще слышать гром военного оркестра. Весь воздух гудел от музыки. Вся его комната была наполнена ею. Волны звуков, казалось, поднимались с пола и окружали его постель. Мистер Беннетт согнал последние остатки сна и вдруг почувствовал глубочайшее раздражение. Только один единственный инструмент в доме мог издавать такой адский грохот, а именно оркестрион, помещавшийся под самой его комнатой, в гостиной. Он позвонил.
– Не иначе, как мистер Мортимер завел эту проклятую машину в гостиной? – обратился он к вошедшему Уэбстеру.
– Так точно, сэр. Романс Тости «Прощай». Очаровательная вещь, сэр.
– Пойдите и скажите, чтобы он прекратил это.
– Слушаю, сэр.
Мистер Беннетт снова улегся в постель, но раздражение его не утихало. Слуга вернулся. Музыка продолжала оглушительно греметь, как ни в чем не бывало.
– Я вынужден сообщить вам, сэр, – произнес Уэбстер, – что мистер Мортимер отказывается исполнить вашу просьбу.
– Вот как, он так и сказал?
– Так точно, сэр.
– Хорошо, помогите мне одеться.
Уэбстер исполнил приказание, а затем вернулся в кухню, где сообщил кухарке, что, по его мнению, барину несдобровать и что, будь он, Уэбстер, человеком азартным, он поставил бы в предстоящем единоборстве все свои деньги на «Консула», как прозвали слуги мистера Мортимера старшего.
Тем временем мистер Беннетт спустился в гостиную, где застал своего бывшего друга на диване с сигарой во рту на расстоянии по крайней мере двенадцати футов от оркестриона, продолжавшего греметь что было силы.
– Остановите вы когда-нибудь эту проклятую штуку? – вскричал мистер Беннетт.
– Нет, – кратко ответствовал мистер Мортимер.
– Тише, тише, – произнес чей-то голос. Джэн Геббард стояла в дверях с молчаливым укором в лице. – Это нужно прекратить, спокойно произнесла Джэн Геббард. – Вы беспокоите моего больного.
Она без колебаний подошла к инструменту, твердой рукой исследовала его ребра, надавила что-то, и оркестрион замолк на самой середине арии, после этого она спокойно направилась к двери и вышла.
Низменная сторона характера мистера Беннетта заставила его поиздеваться над побежденным.
– Что, съели? – обратился он к мистеру Мортимеру.
– Нахальная девица, – промямлил мистер Мортимер, стараясь замаскировать свои оскорбленные чувства. – Я сейчас снова заведу его.
– Попробуйте, попробуйте!
– Имею на то полное законное право, – ответил мистер Мортимер. – Да найдется еще немало других вещей, которые я тоже имею право делать.
– Что вы хотите этим сказать? – воскликнул встревоженный мистер Беннетт.
– Ровно ничего, – ответил мистер Мортимер, раскрывая книгу.
– Мистер Беннетт вернулся к себе в комнату, испытывая некоторую душевную тревогу.
В течение получаса он лежал на кровати, что-то соображая, затем позвонил и приказал позвать к себе дочь.