– Сделать то, о чем она просит. Оставить ее в покое. Дать ей подумать обо всем. Я бы не возражала.
Мы задумались.
– Ну да, – сказал Вуфер. – Оставить ее одну. В темноте. Чтобы так же и висела.
Я подумал, что это один из вариантов, чтобы начать все сначала.
Вилли пожал плечами.
Донни смотрел на Мег. Он явно не хотел уходить. И глазел на нее, не отрываясь.
Он поднял руку. И его рука, медленно, нерешительно двинулась к груди Мег.
И внезапно я как будто стал частью Донни. Мне казалось, что это моя рука, что груди Мег вот-вот коснутся мои пальцы. Я почти ощущал влажный жар ее кожи.
– Не-а, – сказала Рут. – Нет.
Донни, повернув голову, посмотрел на Рут. И остановился. В паре дюймов от груди Мег.
Я перевел дыхание.
– Не смейте трогать ее, – сказала Рут. – Я не хочу, чтобы хоть один из вас ее трогал.
Рука Донни повисла.
– Такие девицы, – сказала Рут, – всегда грязные. Так что держите свои руки подальше. Все слышали?
Мы слышали.
– Да, мам, – сказал Донни.
Рут повернулась к выходу. Раздавила окурок на полу и махнула нам рукой.
– Пошли, – сказала она. – Но сначала вставьте ей кляп.
Я посмотрел на Донни. Он уставился на тряпку, лежавшую на полу.
– Она же грязная, – сказал он.
– Не такая уж грязная, – сказал Рут. – И я не хочу, чтобы она здесь орала всю ночь. Вставь кляп.
Она повернулась к Мег:
– Тебе стоит подумать об одном обстоятельстве, дорогуша, – сказала она. – Точнее, о двух. Первый: здесь могла висеть не ты, а твоя сестренка. И второй: я знаю кое-какие вещи, в которых ты здорово налажала. Вот это я хотела бы услышать от тебя самой. Так что, может быть, твое признание – не такая уж детская игра. Я могу услышать это от тебя или от Сьюзан. Подумай над этим, – сказала Рут, развернулась и ушла. Мы слушали, как она поднимается по лестнице.
Донни сунул в рот Мег кляп.
Он мог бы ее потрогать, но не стал.
Словно Рут все еще находилась в убежище, наблюдая за нами. Ее присутствие было гораздо более ощутимыми, чем запах сигаретного дыма, пусть даже и столь же бесплотным. Как будто Рут была призраком, преследующим нас: ее сыновей и меня. Призраком, который станет преследовать нас вечно, если мы ослушаемся ее.
Думаю, тогда я осознал, какую бритву она наточила на оселке своего разрешения.
Все это представление было делом рук Рут, и только Рут.
Никакой Игры не было.
И еще я понял, что раздетой догола и растянутой на веревках была не одна лишь Мег, но все мы.
Глава двадцать девятая
Мы лежали в кроватях, но не могли заснуть – перед нашими глазами стоял образ Мег. Время проходило, и мы, лежа в теплой темноте, молчали, пока кто-нибудь не нарушал тишину, вспоминая, как выглядела Мег, когда Вилли вытащил из-под ее ног последнюю книгу, или рассуждая о том, каково это стоять со связанными над головой руками, насколько это больно и как оно подействовало на нас, впервые увидевших обнаженную девушку. Мы немного трепались об этом, пока внезапно не затихали, и каждый оказывался завернутым в кокон собственных мыслей и грез.
Но во всех этих грезах был только один объект. Мег. Такая, какой мы ее там оставили.
И мы решили, что должны ее снова увидеть.
Донни не успел закончить эту свою мысль, как мы уже поняли, что дело это очень рискованное. Ведь Рут приказала нам оставить Мег в покое.
Дом Чандлеров был невелик, звуки разносились по всем уголкам, а Рут спала в соседней комнате, спальне Сьюзан, –
А мы уже понимали, что продолжение этой истории непременно последует.
Но образы, которые мы вызывали в памяти, были слишком уж яркими. Чересчур. И нам как будто требовалось подтверждение того, что мы там в самом деле были. Нагота Мег и ее доступность, словно песня сирен, завораживали и манили нас.
Мы просто не могли не рискнуть.
Ночь была безлунной и абсолютно черной.
Мы с Донни слезли с верхних коек. Вилли и Вуфер соскользнули с нижних.
Дверь в спальню Рут была закрыта.
Мы прошли мимо нее на цыпочках. Вуфер впервые в жизни сдержался и не захихикал.
Вилли взял фонарик с кухонного стола, и Донни осторожно открыл дверь в подвал.
Ступеньки заскрипели. С этим ничего было не поделать. Нам оставалось разве что молиться и надеяться на удачу.
Дверь в убежище тоже скрипнула, но не так громко. Мы открыли ее и вошли, ступив босыми ногами на холодный бетонный пол – и там была Мег, такая же, какой мы ее запомнили, как будто и времени прошло всего ничего. Такая же, как мы ее себе рисовали в наших мечтах.
Однако не совсем.
Ее руки побелели и покрылись красными и синими пятнами. И даже в слабом свете фонарика было видно, как она побледнела. Она покрылась гусиной кожей, соски сморщились и затвердели.
Она услышала, что мы вошли, и издала слабый жалобный стон.
– Тихо ты, – прошептал Донни.
Она послушалась.