Девушка, которая застряла в паутине

– Да, на поисковом фронте все выглядит довольно мрачно, – продолжила Соня Мудиг. – Преступники воспользовались ночью и бурей. Они могли беспрепятственно перемещаться по окрестностям, и за исключением показаний Микаэля Блумквиста, у нас есть только одно наблюдение. Им поделился тринадцатилетний Иван Греде, немного чудной худенький парень, в детстве болевший лейкемией, который полностью обставил свою комнату в японском стиле. Говорит не по годам рассудительно. Иван посреди ночи ходил в туалет и из окна ванной видел возле кромки воды здорового мужчину. Тот смотрел на залив и крестился кулаками. По словам Ивана, это выглядело одновременно агрессивно и религиозно.

– Не лучшая комбинация.

– Да, религия и насилие в «одном флаконе» обычно ничего хорошего не предвещают. Правда, Иван не уверен, осенял ли он себя крестом. Говорит, что это походило на крест с какой-то добавкой. Или, возможно, на военную присягу. Иван поначалу боялся, что мужчина зайдет в воду и покончит с собой. Во всей ситуации чувствовалась какая-то торжественность и агрессивность.

– Но самоубийство не состоялось.

– Нет. Мужчина побежал дальше, в сторону дома Бальдера. Он был с рюкзаком, в черной одежде, возможно, в камуфляжных брюках. Мощный и хорошо тренированный, он напомнил Ивану его старые игрушки – воинов ниндзя.

– Тоже звучит не больно хорошо.

– Совсем не хорошо, и, по-видимому, этот же мужчина стрелял в Микаэля Блумквиста.

– И Блумквист не видел его лица?

– Нет, он бросился на землю, когда мужчина обернулся и выстрелил. Кроме того, все произошло очень быстро. Но, по словам Блумквиста, мужчина, вероятно, прошел военную подготовку, что совпадает с наблюдениями Ивана Греде, и я могу только согласиться с ними. Быстрота и эффективность операции указывают на то же.

– А вам удалось понять, почему там оказался Блумквист?

– О, да. Если сегодняшней ночью что-то было сделано как следует, то это допрос Блумквиста. Можешь посмотреть сам, – Соня протянула ему распечатку. – Он общался с одним из бывших ассистентов Бальдера, который утверждает, что к профессору в компьютер вломились и похитили его технологию, и Блумквиста эта история заинтересовала. Он захотел связаться с Бальдером, но тот не объявлялся. Он обычно ни с кем не общался. Жил в последнее время изолированно и почти не вступал в контакт с внешним миром. Всеми покупками и делами занималась экономка, которую зовут… погоди-ка… Лотти Раск, фру Раск, которой, кстати, было строго приказано не говорить ни слова о том, что в доме присутствует сын. Я к этому сейчас вернусь. Но сегодня ночью что-то произошло. Подозреваю, что Бальдер волновался и хотел выплеснуть наружу нечто, его тяготившее. Не забудь, что ему как раз сообщили о серьезной угрозе. Кроме того, у него сработала сигнализация, и за домом наблюдали двое полицейских. Возможно, он предчувствовал, что его дни сочтены. Не знаю. Как бы то ни было, он посреди ночи позвонил Блумквисту и захотел что-то рассказать.

– В прежние времена в таких случаях вызывали священника.

– Теперь, похоже, звонят журналисту… Ну, все это чистейшей воды догадки. Нам известно только то, что Бальдер наговорил на автоответчик Блумквиста. О том, что именно он собирался рассказать, мы не имеем ни малейшего представления. Микаэль говорит, что тоже не знает, и я ему верю. Но в этом я, похоже, довольно одинока. Рикард Экстрём – кстати, невероятный зануда – убежден в том, что Блумквист утаивает информацию, которую намерен опубликовать у себя в журнале. Но мне трудно в это поверить. Всем известно, что Блумквист хитрый дьявол, но он не из тех, кто станет сознательно вредить полицейскому расследованию.

– Это точно.

– Проблема только в том, что Экстрём рвется в наступление, как идиот, и заявляет, что Блумквиста следует арестовать за ложные показания и неповиновение, и бог знает за что еще. Он шипит, что тот знает больше. Такое впечатление, что он будет действовать.

– Едва ли это приведет к чему-нибудь хорошему.

– Да, и учитывая мощь Блумквиста, думаю, нам лучше оставаться с ним друзьями.

– Предполагаю, нам придется его снова допросить.

– Согласна.

– А что Лассе Вестман?

– Его мы только что выслушали, и история не слишком вдохновляющая. Вестман побывал в ресторанах «КБ» и «Театергриллен», в баре при Опере и еще бог знает где и час за часом кричал и возмущался по поводу Бальдера и мальчика. Его приятели просто обалдели от этого. Чем больше Вестман пил и чем больше пускал денег на ветер, тем больше зацикливался.

– Почему это было для него так важно?

– Отчасти потому, что у него, наверное, был пунктик – типичная заморочка алкаша. Я знаю это по своему старому дяде. Каждый раз, как он напивался, ему что-нибудь втемяшивалось в голову. Но дело, разумеется, этим не ограничивалось, и поначалу Вестман все время говорил о решении суда об опеке; и будь он другим, более душевным человеком, это могло бы, пожалуй, кое-что объяснить. Тогда можно было бы подумать, что он хотел мальчику добра. Но теперь… ты ведь знаешь, что Лассе Вестман в свое время был осужден за избиение.

– Я этого не знал.