– Но с такими странными нравами. Я не понимаю Хасу, о чем можно говорить с этой женщиной. Стена! Совершенно иной мир! Можете считать как угодно, коллега, но все-таки азиаты очень отличаются от нас. И никакое воспитание тут не поможет. Разве я не прав? Когда эта женщина сидит, тупо глядя перед собой, меня охватывает ужас за Хасу. Трудно себе представить, на что способен этот незнакомый нам менталитет. С таким же успехом можно жениться на эскимоске или негритянке. Ей место в гареме, в окружении паши, принца. Кстати, у меня в Земмеринге недавно был такой случай… Один сумасшедший заявил, что он турецкий принц. Это как раз для фрау Хасы. Ха-ха-ха!
Доктор Курц смеялся, а перед воротами Гадамеса на широкой каменистой поляне сидел Джон Ролланд, ничего не подозревающий о мыслях, таинственным образом вьющихся вокруг его особы, о людях в далеких странах, неведомым, загадочным образом связанных с ним. Он сидел на небольшом камне. Перед ним раскинулась унылая, знойная и каменистая Сахара. Ветер веял над пустыней, подобно горячему дыханию невидимого гиганта. Перед Ролландом возвышался каменный идол Эль-Эснама – таинственные ворота Сахары, древние, ветхие, загадочные, будто оставленные здесь циклопом.
Справа и слева простирались убогие шатры племени тарки. Перед ними сидели укутанные с головы до ног крепкие худощавые мужчины и с презрением смотрели на чужака. Выжженная земля пахла гарью. Где-то вдали к тунисской границе тянулся караван.
Издалека верблюды были похожи на песок, развеянный ветром. Они несли золотую пыль из Тимбукту, ароматические масла из Гата, слоновую кость и перья страуса с далекого юга.
Стройная женщина, без чадры и с открытой грудью, показалась у входа в шатер. Она подошла к Ролланду. Ее огромные темные глаза смотрели вдаль, на пылающую гладь песка и камней, она вдохнула горячий воздух и сказала:
– Красиво здесь, чужеземец. Нигде больше в мире нет такой красоты.
– Да, – ответил Ролланд и посмотрел на женщину со смуглым лицом и обнаженной грудью. – Ты из племени тарки, где женщины правят мужчинами?
Она кивнула и заговорила:
– Много лет назад в нашем племени произошел спор между мужчинами и женщинами. Женщины покинули своих мужей и уехали от них, вооруженные и на верблюдах. Мужчины преследовали их. Произошла страшная битва, в которой мы, женщины, победили. С тех пор власть принадлежит нам, и мы одели мужчин в чадру в знак их покорности. – Женщина замолчала, а потом гордо продолжила: – Так рассказываем мы чужакам, но это неправда. На самом деле никакого сражения не было. Просто мужчинам хорошо под защитой женщин. Мужчина без женщины жалок и беззащитен. Бессмысленно скитается он по пустыне, убивает и ворует, и никто не хочет видеть его лица. Дом и защиту обретает он в шатре женщины, поэтому мы и заслужили эту честь.
– Да, – сказал Джон, – жалок и беззащитен мужчина без женщины.
Он поднялся и пошел по каменистому полю. Горячий ветер обжигал ему спину. Он вступил в оазис. Узкие улицы словно склепы. Беспорядочными треугольниками возвышаются крыши домов. Негритянки с тремя синими полосками на висках проходили мимо, все еще немного сутулясь в память о рабстве.
У квадратного источника Айн-уль-Фрас шелестели пальмы. Пожилой мужчина со старческими слезливыми глазами сидел у водяных часов.
– Айн-уль-Фрас, – сказал он – это святой источник, названный в честь кобылы Пророка. Уже более четырех тысяч лет здесь эти часы, и ни разу они не останавливались.
Джон содрогнулся. Здесь, на краю земли, время исчисляется тысячелетиями.
Он пошел домой, в свою комнату. Сэм Дут уже спал. Печатная машинка была похожа на пасть какого-то зловещего чудовища с четырьмя рядами клыков. Джон разделся. Темнело. В оазисе царила вселенская тишина. Джон лежал в постели и широко раскрытыми глазами вглядывался в темноту. Он был странником между мирами, вечно гонимым своим беспокойством, как мужчины из племени тарки, которые скитаются по пустыне, воруя и убивая.
Внезапно со стороны пустыни сначала тихо, а потом все громче послышались ужасные звуки. Джон прислушался. Крик и плач разорвали тишину комнаты. Казалось, что все демоны Сахары бились у порога дома. Джон вскочил с кровати. Далекий плач постепенно перерос в громкое рыдание.
«Рул, – подумал Джон, – ночной призрак пустыни, ужасный вихрь миллиардов песчинок, гонимый ночным холодным ветром». Ему стало жутко. Еще ребенком слышал он рассказы о страшных демонах пустыни. То ли няня ему рассказывала, то ли мать – он уже не помнил.
В древние времена, еще до того как в мир пришел Пророк, в Сахаре правили боги пустыни. Когда отряды Мухаммеда покорили мир, они изгнали богов пустыни, и те превратились в демонов. До полуночи в мире песков правит слово Пророка, а затем из песочных дюн восстают древние демоны. Со стонами и плачем проносятся они по пустыне, нападают на чужеземцев, совращают странников до часа утренней молитвы, которая гонит демонов обратно в пещеры.
Джон задрожал. Какая-то невидимая, мощная древняя сила влекла его наружу, к загадочным голосам ночи. Пустота комнаты давила на него.