Девушка из Золотого Рога

Хаса улыбался, немного далекий, полный загадочных сил, с помощью которых ему удалось покорить ее. Он притянул ее к себе, и Азиадэ почувствовала себя маленьким ребенком в руках большого волшебника. Она закрыла глаза, ощущая его руки, тело, дыхание, которое стало вдруг теплее и ближе. Приятное чувство страха охватило ее. Стыдливо смущаясь, она открыла глаза. Где-то очень далеко увидела она узор лепнины и лицо Хасы, которое вдруг удлинилось, стало серьезным, с прищуренными глазами, увидевшими, казалось, что-то загадочное, страшное.

Хаса уснул, поджав колени под живот, снова по-детски положив голову ей на колени. Азиадэ не спалось, она всматривалась в темноту. Квартира напоминала ей остров, а сама она – чудом спасшаяся с корабля, потерпевшего крушение в этом бушующем океане, который люди называют жизнью. Где-то там, снаружи, были какие-то кафе, мужчины и женщины, которые думали, как Хаса, но не были волшебниками, не насиловали свои разум и чувства. Где-то там была Марион, чье место она заняла и о которой лишь знала, что та путешествует по миру с чужим мужчиной и заслуживает всех тех наказаний, что Аллах уготовил распутным женщинам.

– Хаса, – сказала она, потянув его за волосы, – Хаса.

Он удивленно открыл глаза и спросонья откашлялся.

– Между нами так много воздуха, – прошептала Азиадэ, – подвинься ко мне поближе, Хаса.

– Хорошо, – пробормотал Хаса и снова заснул.

Азиадэ закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы эта ночь длилась бесконечно, чтобы Хаса всю жизнь лежал возле нее, как спящий ребенок, и не должен был уходить в этот таинственный мир чуждых ей людей, поступков и слов.

Она уснула спокойная, свернувшись в комок и крепко сжимая лежащую на ее груди руку Хасы так, словно та была волшебным средством против волн океана, омывающего остров.

Глава 14

В кафе на Ринге шуршали газеты. Старый, весь в морщинах метрдотель узнал Хасу первым. Он поприветствовал его и крикнул официанту:

– «Фиакр» и «Медицинский еженедельник» для господина доктора, как всегда! Вернулись домой? – спросил он, склонившись над мраморным столиком, хотя это было и так очевидно.

– Вернулся, – ответил Хаса, – к тому же женатым.

– Поздравляю от всего сердца, господин доктор. Милостивая фрау, наверное, иностранка?

– Да, турчанка.

Метрдотель кивнул так, будто женитьба на турчанке была делом само собой разумеющимся, и принялся обстоятельно рассказывать о том, что его брат служил в Турции и что турки – тоже нормальные люди. Он ненадолго отошел и вернулся со стопкой газет.

Хаса рассеянно листал газеты, а за окном над Рингом сияло солнце. Красиво одетые дамы с маленькими собачками прогуливались по улице, самодовольно оглядываясь вокруг себя. Ветви деревьев склонялись над Рингом, а мрачное здание Оперы напоминало крепость.

Тут распахнулись двери, и в кафе стали входить люди, которые, заметив Хасу, радостно взмахивали руками и подходили к его столику, чтобы поздороваться.

Хаса отвечал на приветствия, переполненный радостью возвращения. Вот они – люди, которых он называл своим «кругом» и которым судьбой было предназначено окружать его, общаться с ним, приглашать в гости, считать его достаточно милым или просто невыносимым и следить за его жизнью с праздным любопытством зрителей. Это были: гинеколог, доктор Хальм, седовласый Матушек – изобретатель очень известной, но бесполезной диеты; ортопед Закс, который работал в своей клинике только зимой, в лыжный сезон; длинноногий хирург Матес, влюбленный в китайскую живопись, и невролог Курц, заведовавший санаторием и увлеченный каким-то сосудистым заболеванием.

Друзья сидели за столиком, задавали вопросы, которые, по сути дела, не очень-то отличались от вопросов официанта, и озабоченно качали головами.

– Так, значит, ты, содомит эдакий, женился на ангорской кошке, – с завистью в голосе произнес кто-то из них.

Хаса кивнул, и ему вдруг показалось, что все это уже происходило с ним однажды, в каком-то ином, нереальном мире.

Мраморный столик был заставлен кофейными чашками. Пролившаяся из стакана вода тонкой полоской растеклась по его мраморной поверхности, образуя бухты и озера под чашкой доктора Курца.

Хаса рассказывал им о своем тесте, бывшем паше, который ныне управляет большим ковровым магазином, о необычных науках, которые изучает его жена, и о дворце на Босфоре. Потом, немного смущаясь, дополнил свой рассказ историей о чудесном исцелении всемирно известного дервиша Али-Кули из Сараева.

Стол слушал с восхищением и завистью. Только когда он проронил слова «опухоль гипофиза», лица их прояснились и высказывания приобрели деловой и профессиональный характер.

– Это что! Вот у меня недавно был такой случай, – сказал доктор Курц, умаляя значимость опухоли гипофиза. – Коммерческий советник Дански, приступ нервной икоты. Он икал три дня без остановки. Что тут можно сделать?

Он замолчал и гордо посмотрел по сторонам.

– Подержать голову полчаса под водой, задержав дыхание. Действует безотказно, – сказал хирург с жестокостью, присущей людям его специальности.