«Утром, когда ее должны были перевести в психиатрическую больницу, Айви покончила с собой, но прежде позаботилась о том, чтобы ее смерть отвлекла всеобщее внимание и дала шанс Эльвире сбежать, возможность выжить.
Эльвира затем прождала два дня на пронизывающем февральском холоде, одетая только в бесформенный коричневый балахон, обутая в тонкие сандалии на голую ногу, пока к церкви не пришла Китти, ухоженная домашняя девочка в модном и теплом красном пальто. Сестры мгновенно узнали друг друга и вместе спрятались в убежище, которое нашла Эльвира. Однако в ту же ночь, когда Китти отправилась за помощью, судьба сыграла с ней очень злую шутку. Монахини поймали ее, приняли за Эльвиру, жестоко избили и убили. Ее труп они бросили в септический отстойник канализации приюта Святой Маргариты, где он и пролежал, надежно спрятанный, пока пожар не раскрыл тайны этого резервуара. В нем нашли свою последнюю обитель сотни мертворожденных младенцев и других детей, на чью долю выпала столь же мучительная смерть.
Проснувшись позже в больнице, Эльвира увидела своего отца, с которым никогда прежде не встречалась, державшего ее за руку. Ей сообщили, что сестра умерла. Опасаясь, что ее снова отправят в приют, перепуганная маленькая девочка предпочла промолчать, но ее душа на долгие годы оказалась в плену Святой Маргариты».
Пальцы Сэм подрагивали над клавиатурой. Повсюду вокруг нее светились экраны мониторов, похожие на прожектора взлетно-посадочной полосы, ведущей через весь зал к стене, на которой огромными черными буквами был выведен лозунг: «Таймс»! Мы с гордостью носим на первой полосе герб Ганноверской династии!»
В редакции газеты все отнеслись к ней вполне дружелюбно, когда она впервые вышла на новую работу. Майлз провел ее по отделу, представляя всем членам своей команды, которые, как ей показалось, не могли подолгу сидеть на месте. Она вежливо улыбалась каждому, но так нервничала, что сразу забывала названные ей имена и фамилии, как только их произносили.
Теперь же она, снова грустно вздохнув, посмотрела по сторонам на незнакомые лица. Некоторые репортеры не сводили глаз со своих компьютеров, другие вели оживленные беседы между собой, и ей до боли захотелось, чтобы рядом с ней по-прежнему сидел Фред, терпевший любые ее капризы, неизменно утешавший, приносивший без конца чашки с разбавленным редакционным кофе. Она скучала по нему гораздо сильнее, чем по Бену, с которым почти не общалась весь последний месяц, если только не приходилось обсуждать, кто из них и когда будет заниматься Эммой. Пару раз она пробовала звонить Фреду, но он уволился из Южного информационного агентства и совершенно пропал.
Никогда еще она не была настолько одинока. История Святой Маргариты разъедала ее отношения с Наной хуже, чем запущенная раковая опухоль. Они больше не заводили разговоров на эту тему, но она незримым громадным призраком постоянно присутствовала в комнате вместе с ними.
Сэм даже не упоминала о своей будущей статье, которую собирались опубликовать в «Таймс» на двух разворотах в ближайшую субботу. Поначалу она не представляла себе, что новый босс захочет сделать ее саму и Нану главными героинями сенсационного материала, и порой навязчивая фраза «ты предаешь свою любимую бабушку» начинала вновь и вновь жужжать в мозгу, как попавшая в банку оса.
Внезапно она почувствовала приступ тошноты. Нет, она не в силах пойти на это. С таким же успехом она могла бы сидеть в офисе совершенно голая – именно такое ощущение стыда и уязвимости не оставляло ее, пока она писала статью в том виде, в каком ее хотел получить Майлз. Подлый поступок. Ей придется сказать ему правду, пусть даже ценой работы, к которой так долго и старательно стремилась.
Она медленно выделила на мониторе текст, написанный за последние два часа, и уже собиралась удалить его, когда зазвонил ее мобильный телефон. Высветилось имя Наны. Сэм ответила.
– Привет, Нана.
– С тобой все в порядке, дорогая? У тебя усталый голос. – До Сэм доносились звуки классической музыки, громко включенной в гостиной бабушки.
– У меня все хорошо, просто трудный день выдался на работе. Как ты поживаешь?
– Нормально. Догадайся, кто пригласил нас всех к воскресному обеду, – сказала Нана с усмешкой. – Мод Дженкинс. Ну, разве это не прелестно?
– Действительно прелестно.
Сэм почувствовала странный надлом в своем голосе, встала из-за стола и отправилась в тихий угол у дальней стены зала отдела новостей.
– Но только хозяйкой станет ее соседка, поскольку для Мод очень трудно готовить самой. Как я поняла, ты с этой женщиной встречалась. Это миссис Коннорс. Ты проявила к ней большую доброту, когда у нее умер отец, – бодро продолжала Нана. – Как думаешь, Бен тоже захочет прийти?
Сэм помотала головой, и на глаза навернулись слезы, которые она не смогла сдержать.
– Нет, я не думаю, что он придет, – выдавила она из себя. – Мы с ним почти не разговариваем, Нана. Он считает меня виновной в смертельном риске, которому подверглась Эмма, когда оказалась на крыше горевшего дома.