— Нет. Вы культ. Изнеженный, британский, застегнутый на все пуговицы, но все-таки культ, — я поворачиваюсь лицом ко всем остальным и достаю из кармана атаме, затем освобождаю его от ножен и позволяю им увидеть лезвие, отражающее свет от камина. — Он мой, — заявляю я на их жуткие вздохи. — Перед тем, как попасть ко мне в руки, он принадлежал моему отцу, а тот, в свою очередь, принадлежал деду. Хотите вернуть его? Я планирую открыть дверь в иной мир, чтобы кое-кого, не принадлежащего тому месту, освободить и вернуть назад.
Воцаряется такая гробовая тишина, что мне слышно, как Гидеон и Томас поправляют очки.
Затем Берк нарушает тишину:
— Мы не можем просто отобрать его у тебя, — и когда доктор Климент протестует против этого, пытаясь вставить последнее слово в защиту старинной родословной, то протягивает руку и сжимает его. — Черный Кинжал будет всегда служить твоей крови. Пока она не угаснет.
Краем глаза я замечаю, как Кармел, всегда готовая воспользоваться своей дубиной, хватается за ручку кресла.
— Это не выход, — говорит Гидеон. — Вы не можете просто взять и убить воина.
— Мистер Палмер, у вас нет права голоса, — сообщает один из членов братства с коротко подстриженными черными волосами.
Среди всех присутствующих он выглядит самым младшим, наверное, недавно прибивший новичок.
— Вы десятилетиями не посещали наш Орден.
— Даже если и так, но, — продолжает Гидеон, — вы не можете с уверенностью отрицать, что каждый из присутствующих не ощущает того же. Эта родословная существует уже тысячи лет. И ты собираешься разрушить ее только потому, что таково мнение Колина?
Эффект получился неожиданным: все присутствующие начинают глядеть друг на друга, включая меня, Кармел и Томаса.
— Он прав, — говорит доктор Климентс. — Наше желание ровным счетом ничего не значит.
— И что же вы в таком случае предлагаете? — спрашивает Берк. — Открыть дверь и позволить мертвой убийце вернуться в наш мир? Считаете, что это воля атаме?
— Пусть атаме сам решит, — внезапно предлагает Климентс, словно появилось неожиданное вдохновение. Затем всматривается в лица сидящих за столом. — Когда откроем дверь, Джестин отправится вместе с ним. Вдвоем. Воин, который вернется назад, станет достойным обладателем Черного Кинжала.
— А что будет, если никто из них не вернется? — раздается чей-то голос. — Тогда мы потеряем атаме навсегда!
— А что, если все-таки он вытащит оттуда мертвую девушку? — еще кто-то спрашивает. — Она же не сможет здесь остаться. Так нельзя.
Томас, Кармел и я обмениваемся взглядами. Лагерь разделяется на две стороны: верных сторонников Берка и приверженцев доктора Климентса. От негодования Берк готов почти жевать стекло[58], но в следующую минуту на лице расцветает теплая, слегка смущенная улыбка извиняющего человека.
— Тогда так тому и быть, — проговаривает он, — если Тесей Кассио желает заплатить цену.
И пошло-поехало.
— А сколько нужно заплатить?
— Сколько? — улыбается он. — Много. Мы вернемся к этому вопросу чуть позже, — невероятно, но он просит себе кофе. — Создатели этого атаме знали, как открыть дверь в иной мир, но, к сожалению, знания были утеряны на века. На десятки веков. Теперь же единственный способ открыть эту дверь покоится в твоих руках.
Я опускаю взгляд на лезвие.
— Дверь можно открыть только с помощью Черного Кинжала. Видишь ли, ключ к разгадке все время находился у тебя под носом. Просто ты не знал, как сломать замок.
Я устал от тех, кто постоянно говорит о ноже как о необычной вещи. Словно он какой-то вход во врата, ключ или пара тапочек рубинового цвета.
— Просто ответьте мне, какова цена? — спрашиваю я.
— Цена, — проговаривает он, улыбаясь. — Это твоя, бегущая по венам кровь.
Где-то рядышком у Томаса с Кармел потрясенно отвисает челюсть. Берк же смотрит на меня с сожалением, но я не верю его чувствам.
— Если ты так настаиваешь, — продолжает он, — мы проведем ритуал завтра вечером.
Глава 24
Моя, бегущая по венам кровь? Только и всего? Так я должен был ответить, потому что не хотел показывать затаившийся в глазах страх. Не следовало даже стискивать зубы, ведь ему доставляет огромное удовольствие наблюдать, как я напуган, но я не отступлюсь. Определенно. Даже если Томас с Кармел смотрят на меня сейчас рыбьими глазами.
— Да ладно вам, — выпаливаю. — Я знал с самого начала, что все закончится чем-то подобным. Что буду балансировать на грани жизни и смерти, если собираюсь спасать ее. Все мы.
— Но это в корне меняет дело, — заявляет Кармел.
— Вероятность успеха все еще велика. Просто нужно верить в это, — у меня во рту все пересыхает.
Кого я, собственно, пытаюсь убедить? Завтра они фактически выпотрошат меня, чтобы открыть дверь, ведущую в ад. И как только кровь сделает свое дело, они засунут меня вместе с Джестин внутрь проема.
— Нужно верить, — повторяет Кармел, кивая Томасу, чтобы тот что-нибудь сказал, но он отказывается. Он удерживается от комментариев, без всяких там «но».
— Не такая уж это и хорошая идея, — шепчет он.
— Томас.