Он ворочается настолько, насколько ему позволяет узкое сиденье второго класса. Томас до неприличия вежлив, поэтому не откидывает спинку кресла назад. Когда он проснется, его шея будет чувствовать себя как растоптанный сухой кренделек, если ему вообще удастся уснуть. Я закрываю глаза и пытаюсь устроиться поудобней. Кажется, это почти что нереально, потому что я не могу перестать думать о спрятанном в моем багаже атаме, находящимся в нижней части фюзеляжа, или вовсе послать все к черту. Не могу перестать думать об Анне, и как звучал ее голос, умоляющий вытащить ее оттуда. Самолет летит со скоростью приблизительно 500 миль в час, но это далеко не так быстро.
К тому времени, когда мы приземлились в Хитроу, я официально вошел в режим зомби. Сон был мимолетным: полчаса здесь, пятнадцать минут там, и, как следствие, моя затекшая шея. Томас выглядел не намного лучше. Наши глаза покраснели и теперь чешутся, так как воздух в самолете был настолько сухим, что мы почти были готовы свалить оттуда и превратится в окрашенную Томасом и Касом кучку песка. Всё кажется невероятным: цвета слишком яркие, а пол под ногами не таким твердым. В десять тридцать ночи по лондонскому времени в терминале царит тишина, и этот факт в какой-то степени облегчает нам жизнь. Ведь нам не нужно протискиваться через толпы людей.
Тем не менее, наши мысли текут медленно, и после того, как мы забрали свой багаж (что оказалось выматывающей и тяжелой задачей — ожидать его, упираясь кончиками пальцев в ленту выдачи багажа, и переживать, что я не переложил себе атаме на пересадочном рейсе Торонто или кто-то другой заграбастал его прежде, чем это сделал я), кружимся, понятия не имея, в какую сторону двигаться дальше.
— Я думал, ты уже был здесь, — ворчливо заявляет Томас.
— Да, когда мне было четыре, — отвечаю я, тоже ворча.
— Давай просто возьмем такси. У тебя же есть его адрес, так ведь?
Я осматриваю терминал, изучая над нами знаки. Я планировал приобрести проездной и воспользоваться метрополитеном. Теперь это кажется не такой уж хорошей идеей. Я не горю желанием начинать нашу поездку с компромиссов, поэтому тащу чемодан через весь терминал, следуя по указателям в сторону поездов.
— Было не так уж и трудно, правда? — через полчала спрашиваю я Томаса, пока мы, измученные, сидим на сиденьях поезда метро.
Он выгибает бровь, и я улыбаюсь. После еще одной короткой пересадки, мы выходим на станции Highbury and Islington и тащимся к нулевому уровню.
— Что-нибудь знакомо? — интересуется Томас, пробегая взглядом по улице, огни которой освещают тротуар и витрины.
Все выглядит смутно знакомым, но подозреваю, что в Лондоне все будет именно так. Я глубоко вдыхаю. Воздух кажется чистым и прохладным. После второго вдыхания ветер доносит мне запах мусора. Это навевает мне кое-какие воспоминания, но, вероятно, все только потому, что Лондон практически ничем не отличается от других, таких же крупных деловых центров.
— Расслабься, чувак, — заявляю я. — Мы доберемся.
Я опускаю чемодан боком и расстегиваю. Кровь перестала так сильно бурлить, как только атаме оказался в заднем кармане моих брюк. Мое тело накрыло спокойствием, но все же не стоит бить баклуши; Томас выглядит достаточно уставшим, чтобы меня грохнуть, прогрызть дыру в голове или использовать в качестве гамака. К счастью, карта Гугл показывает адрес Гидеона, проложив путь от нашей последней станции, поэтому его дом находится в какой-то мили отсюда.
— Идем, — говорю я, а он ворчит.
Мы шагаем быстро, поэтому на неровном тротуаре наши чемоданы чуть ли не подпрыгивают, и проходим мимо придорожного индийского кафе с неоновыми вывесками и пабов с деревянными дверями. Пройдя четыре блока, я двигаюсь прямо к цели. Дороги не обозначены должным образом, или мне только кажется так, но все же я не могу разглядеть их в такой темноте. В переулке освещение регулируется лампами, поэтому место, которое мы сейчас осматриваем, никак не похоже на окрестности Гидеона. С одной стороны нас окружает ограждение из проволочной сетки, а с другой — возвышается высокая кирпичная стена. Сточная канава заполнена пивными банками и мусором, и все вокруг кажется унылым. Но, возможно, так было всегда, а я был слишком юным, чтобы хоть что-нибудь вспомнить. Или, возможно, все стало таким именно после моего последнего визита сюда.
— Ладно, остановись, — задыхается Томас.
Он вытягивается и опирается на свой чемодан.
— Что?
— Ты заблудился.
— Это не так.
— Не гони пургу, — он постукивает указательным пальцем по виску. — Ты все кружишься и кружишься здесь.
Его самоуверенное лицо действует мне на нервы, поэтому я думаю очень громко «Это гребаное чтение мыслей меня чертовски раздражает», на что он улыбается.
— Даже если и так, но ты все равно заблудился.
— Я всего лишь раз обернулся, вот и все, — отвечаю я.