Девушка из Дании

Карлайл уже купил билеты до Копенгагена, забронировав рейс через Гамбург. Он сообщал, что за зиму в Пасадене не выпало ни капля дождя и к марту все маки на клумбах сгорели. Это был его ответ на короткую, в два слова, записку от Греты: «Эйнар мертв». В обратном письме Карлайл писал: «В Пасадене сушь, Лос-Анджелес-ривер пересохла, и почему бы вам с Лили не погостить у нас?» И далее: «Как поживает Лили? Счастлива ли?» Грета спрятала письмо в карман рабочего халата.

Иногда во второй половине дня она заходила в «Фоннесбек» и украдкой смотрела на Лили из-за витрин, где были выложены лайковые перчатки и сложенные треугольником шелковые шарфы: Лили стоит по другую сторону стекла, поверх форменного воротничка – янтарные бусы, волосы падают на глаза. Когда мимо проходила покупательница, Лили поднимала указательный палец, дама останавливалась и подносила к носу флакончик духов. Улыбка – и товар продан. Грета наблюдала за Лили с дальнего конца зала, спрятавшись за стойкой с уцененными зонтиками. Так она шпионила несколько раз, и последний был в тот день, когда, вернувшись домой из «Фоннесбека», она получила телеграмму от Карлайла: «Отплываю в субботу».

И в это время Ханс сообщает ей, что собирается в Америку.

– Полагаю, ты вряд ли захочешь поехать со мной? – осведомился он.

– В Калифорнию?

– Ну разумеется. Только не говори, что не можешь.

– Не могу.

– Почему?

И Грета промолчала, ибо даже она понимала, что ответ прозвучит нелепо. Кто же будет присматривать за Лили? Она вдруг подумала о Карлайле, представив, как он лежит в парусиновом шезлонге на палубе «Эстонии» и греет на солнышке больную ногу.

– Грета, ты могла бы мне помочь, – сказал Ханс.

– Помочь тебе?

– В Америке.

Грета сделала шаг назад. Ханс казался гораздо выше нее: неужели она никогда не замечала, какой он высокий? Время близилось к ночи, а они еще не ужинали. Эдвард IV лакал воду из своей миски. Друг детства ее мужа – вот кем был Ханс. Был – но раньше, не теперь, как будто бы эта часть него – воспоминания о нем – исчезла вместе с Эйнаром.

– Пожалуйста, подумай, – сказал он.

– Я могу подсказать, к кому обратиться. Напишу рекомендательные письма, если пожелаешь. Мне не трудно, – сказала она.

– Дело вовсе не в этом. Разве не понимаешь?

– Чего не понимаю?

Ханс положил ладонь ей на талию.

– А как же Лили? – спросила Грета.

– Лили прекрасно без тебя обойдется.

– Я не могу бросить Лили, – сказала Грета.

Его рука гладила ее бедро. Стоял весенний вечер, ставни гудели на ветру, и Грета вспоминала дом на холме в Пасадене, где летом горячие сухие ветра швыряют в окна ветви эвкалиптов.

– Придется, – сказал Ханс и заключил ее в объятья.

Она чувствовала стук его сердца под рубашкой и комок в собственном горле.

* * *

Карлайл не стал занимать гостевую спальню во Вдовьем доме, а снял номер в гостинице «Палас» с видом на Ратушную площадь и фонтан с тремя драконами. Сказал, что ему нравятся звук трамваев на площади и выкрики продавца печенья со специями, катящего свою тележку. Что он любит смотреть на длинную кирпичную стену парка Тиволи, который как раз открылся после зимы, и на кабины колеса обозрения, подрагивающие в вышине. Что ему приятно навещать Лили в «Фоннесбеке», где она уже заработала нагрудный значок лучшей продавщицы месяца, что он рад видеть ее при деле, смотреть, как она идет по Стрёгету[107] и болтает с другими работницами универмага, которые выпархивают из дверей служебного входа в одинаковых синих костюмах. Карлайл сказал сестре, что, по его мнению, Лили должна жить отдельно.

– Почему ты так считаешь? – спросила Грета.

– Она взрослая женщина.

– Лично я в этом не уверена. В любом случае решать ей.

– Серьезно? – переспросил Карлайл.

– Ну разумеется, – ответила Грета, никогда не видевшая в брате собственного зеркального отражения.

Как-то раз на прошлой неделе она стояла в дверях здания напротив служебного входа в универмаг. Был ранний вечер, и Грета так торопилась, что выскочила из Вдовьего дома, забыв снять рабочий халат. Держа руки в карманах, она бессознательно теребила фотографии Тедди и Эйнара, письма от одного и другого, обручальные кольца обоих. Стояла, прижимаясь к стене под козырьком многоквартирного дома, на пороге которого лежал коврик из конского волоса.

Уже через несколько минут железная дверь распахнулась, и узкая улочка наполнилась светом и девичьим щебетом. Каблучки застучали по решетке сливного колодца на тротуаре. Грета дождалась, пока Лили вместе с тремя-четырьмя товарками двинется в сторону турецкой кофейни, где молодые люди отдыхали, расположившись прямо на полу, на подушках, расшитых шелком и зеркальной крошкой.

– До завтра! – попрощались с остальными две девушки.

– Доброй ночи! – сказала третья.

– Повеселитесь, – пожелала четвертая, оглянувшись через плечо и взмахнув рукой.