Девушка и Ворон

— И впрямь меня ничуть не боишься? Хотя что тебе-то, это тебя должны бояться… Послушай. Хочу я, чтобы все ты узнала наконец. Я, быть может, скоро совсем потеряю разум, нежитью непрощенной стану… Я ведь умерла… дурной смертью умерла я, Лиза. Родилась я на Урале, была дочерью мастерового. Жених у меня был, в котором я души не чаяла, больше жизни любила. Он в горах золото добывал. И вот однажды случился обвал, засыпало его в рудниках-то… И я тогда в реку кинулась, а перед тем всех в безумии прокляла страшной клятвой — и владельца рудника, и приказчика, и всех, кого могла, да впридачу — саму Малахитницу, Хозяйку гор. Утонула я… да не приняли меня ни небо, ни ад. Я русалкой стала из-за своей лютой злобы.

— В тебе сильное страдание говорило…

— Ох, барышня, у кого его нет, страдания-то этого… Вот и у тебя сейчас сердца разрывается от тревоги. Я все знаю, Лиза. Но выслушай меня, потерпи, хотя и не стою я того. Сказ мой будет долгим, но потом я тебе что-то очень важное скажу.

Лиза молча кивнула, продолжая задумчиво гладить морду Ласточки. Синичка из Запределья, не покидавшая хозяйку, полетала над русалкой и вновь уселась Лизе на плечо.

— Так вот… — продолжала Тая свой рассказ, — тяжко мне пришлось русалкой, вроде как не до конца я расчеловечилась. Хотя себя забывала, и сейчас о том, что творила тогда, не вспомню. Но однажды увидела в траве малахитовую как бы ящерку, и словно зачарованная пошла за ней. Привела она меня в разлом горы, обратилась самой Малахитницей.

«Что же, — спрашивает, — ты меня сдуру-то проклинала?»

Я ей в ноги — и выть. А она продолжает:

«Ты не то что другие русалки бестолковые, сердце в тебе все еще человеческое. И вот узнай, что я не такая, как обо мне люди болтают, мстить я тебе не стану. Хочешь искупить свою вину?»

Ох, а как не хотеть-то.

«Тогда, — говорит мне Хозяйка Медной горы, — слушай. Сделала я себе подарочек, побыла женой пригожего молодца несколько годков, а теперь я вдова, и с людьми не останусь. Но оставляю у них дочерей. Наворожила я так, чтобы, чтобы моя сила в дочках никак не сказывались, не тревожила, и чтобы глупые люди от них не шарахались. И ты отныне будешь при Насте и Варе, а когда вырастут — сама поймешь, кому из них ты нужнее. А потом останешься при их дочерях и внучках, и правнучках, девочек моего рода станешь голубить, радовать, от зла оберегать… Человеческий твой облик к тебе вернется, будешь стариться и вновь молодеть, старую тебя забудут, про молодую не вспомнят, как попала в дом, вопросов не зададут. Но ты русалкой останешься, так что чем другим себя не выдай».

— Так вот оно что… — потрясенно проговорила Лиза. — На тебе обет был. И когда ты меня Шатуну выдала — слетел с тебя человеческий облик. Но почему ты так, Тая…

— Испугалась я проклятой Лесовички, — опустив глаза, ответила русалка. — Никто ж из наших не знал, что я по ночам оборачивалась кошкой и сбегала в трактир «У Палыча» к сыночку трактирщика. Ты теперь мужняя жена, так могу рассказать, что русалки до пригожих молодцев очень уж охочи. Там-то я и встретила впервые Шатуна и его жену, будь она неладна. Дарья меня сразу раскусила. Сильна, змеища, видать, не только лешаков призывает, но и с нечистью знается. А уж когда им велели все про тебя выведать для Загорской, тут они ко мне и стали подкатывать. Я их боялась, заклятий боялась Дарьиных. Ну и говорила то, что они и от других могли узнать… вот про то, что Миша к тебе сватался. А уж когда Шатун в Яблоньках появился — не смогла отвертеться. Очень уж сильно испугалась. Облик бы они с меня не сбросили, но есть другие способы русалку рассекретить…

— Иголки, булавки… — прошептала Лиза.

— Ну вот хотя бы. Они для нас больнее каленого железа. Но ведьмы и другое всякое знают. И еще Шатун грозил, что если не выйдешь за Сокольского — тебе только хуже станет. Предала я тебя, прости меня, милая моя барышня. Не лежало у меня сердце к твоей бабушке, а тебя я любила. Ну, если нечисть проклятая любить способна… И вот теперь собралась я мстить. С Шатуна начала…

— Тая…

— Да, но вот не выходит! Дарья, видать, смекнула что-то, полынью все время его поит. Стала я тогда следить за ним тайком от Лесовички… теперь-то в русалочьем облике оно проще, когда надо — с деревьями, с водой сольюсь, а то и вовсе невидимкой сделаюсь. Все хотела врасплох как-нибудь застать. Пока не вышло, зато многое выведала. И знаю я… Лиза, Федор твой у них в руках. Он живой, но держат его взаперти в старом доме за окраиной Залесска. В ворона он больше обращаться не может, сдерживает его неснимаемый браслет с зачарованным осколком Алатыря. Помнишь, я рассказывала тебе? Как его заколдовали, не знаю, но боюсь, справиться с таким колдовством очень уж трудно.

— Ах вот как! — Лизе показалось, что сейчас она превратится в дракона. Не в изящную небольшую ящерку, а в самого настоящего — как ее отец. Вмиг вскочила она на лошадь.

— Погоди! — прикрикнула на нее Таисья. — Куда собралась?

— Ты же поедешь со мной, покажешь, где Федю держат?

А русалка — словно то была прежняя рассудительная Таисья — выразительно постучала себя по лбу.