Девственница (ЛП)

- Ты действительно хочешь знать? - спросила Элли. - Или спрашиваешь, чтобы продолжить разговор?

- Хочу знать. Хочу знать о тебе все. Может, по неправильным причинам, но есть, по крайней мере, одна правильная причина. Я действительно хочу тебе помочь. Ты позволишь мне?

Тишина нависла над ними, над садом, над мгновением. И в этой тишине Элли приняла решение. Она была одинока и напугана, и она не знала, что делать со своей жизнью, не знала, что делать теперь, когда ушла от Сорена. И никакие попытки бежать и прятаться не делали путь более ясным. Ей нужна помощь.

И поэтому она ответила:

- Мне снилась ночь, когда я забеременела.

Глава 19

Гаити

PARFAIT... не было более подходящего слова для описания той ночи с Элли, ночи, когда она обожгла его шестнадцать раз. Каждый момент бодрствования на следующий день мозг Кингсли гудел от воспоминаний о боли, интенсивности агонии и невероятном освобождении, которое она вытягивала из него снова и снова. Он был пьян от счастья, почти бредил от сексуального удовлетворения. Все сходилось воедино. Облака рассеялись, появился узор. Долгие годы он гадал, что это значит, что Элли стала частью его жизни. Ему нравилось делить ее с Сореном. Кингсли нравилось смотреть, как Сорен трахает ее, нравилось, когда Сорен смотрел, как он трахает Элли. Это были его самые сильные эротические встречи, когда грех, секс и садизм сливались воедино и проводили ночь в его постели.

Но при всем при том, этого было недостаточно. Как бы сильно Кингсли ни любил причинять боль и доминировать над другими, он сам тоже нуждался в боли и доминировании. И если Сорен не давал то, в чем нуждался Кингсли, возможно, это могла сделать Элли.

И наконец она сделала это.

И она не только сделала это, ей понравилось. Он видел этот блеск в ее глазах, когда она нагревала скальпель. Он точно знал, что именно горело в этих темно-зеленых глубинах.

Садизм.

Чистый, восхитительный, неподдельный садизм.

Прошло слишком много времени с тех пор, как он позволял кому-то причинять ему боль так, как ему было нужно, и заниматься сексом, в котором он нуждался. Доминатрикс в его подчинении - с ними он не мог заниматься сексом. Они работали на него и никогда не занимались сексом ни с кем из своих клиентов. Госпожа Фелиция вернулась в Англию пять лет назад. И Сорен явно раскаивался после той ночи шесть лет назад, когда он потерял контроль над собой, избил и трахнул Кингсли в его собственном доме. Еще одна такая ночь с Сореном? Это стало ничем иным, как фантазией.

Но еще одна такая ночь с Элли? На его теле было шестнадцать ожогов и восемь глубоких царапин на груди, в доказательство, что все было на самом деле. И скоро снова станет реальным, если он найдет то, что искал.

Через два дня после ночи с Элли, Кингсли отправился на поиски. Три дня он провел в пути по Новой Англии, останавливаясь в каждом антикварном магазине, о котором когда-либо слышал, и в нескольких, о которых не слышал, прежде чем нашел то, что искал. Наконец в крошечном антикварном магазинчике, специализирующемся на конном снаряжении, был он. Он стоил небольшое состояние, так как был двухсотлетней давности и принадлежал довольно известной герцогине, которая, по слухам, занималась не только верховой ездой. Торжествуя, он вернулся в свой городской дом и дождался темноты, чтобы снова найти Элли.

Он нашел ее в своей музыкальной комнате, сидящей за роялем. Она делала это всякий раз, когда ее тоска по Сорену становилась болезненной. Рояль принадлежал ему, и сидеть рядом с ним означало быть ближе к нему. Он уже видел подобное поведение среди священников его старой школы, Святого Игнатия. Иногда они просто сидели на причастии с закрытыми глазами. Они верили, что Иисус воплотился в благословенных облатках для причастия. Сидеть на причастии означало сидеть рядом с Ним, мужчиной, которому они посвятили свою жизнь в служении, в любви и в браке. Верила ли Элли, что Сорен воплотился в рояль? Музыка, в конце концов, была конфессией Сорена.

- Я не разговариваю с тобой, Кинг, - заявила Элли, вставляя тонкую металлическую отмычку в нечто похожее на велосипедный замок.

- Pourquoi pas? - спросил он, подавляя улыбку. Ему нравилось ее плохое настроение. Они всегда предвещали хороший вечер.

- Ты знаешь, почему. - Она не смотрела на него, сосредоточила все свое внимание на нежном повороте отмычки в замке. В последнее время она часто этим занималась: играла с замками, вскрывала их, узнавала их секреты. Почему? Кто знает? Хотя у Кингсли была теория, которую он не хотел подтверждать.

- Все было очень весело, - сказал он, усаживаясь позади нее на полосатой софе. Она, должно быть, не слишком сердилась на него, потому что снова надела одну из его рубашек - черную, застегнув на все пуговицы, и закатав рукава до плеч. Ее ноги были соблазнительно обнаженными и гладкими, и он провел кончиками пальцев линию от колен до бедер.