Девственница (ЛП)

- Боже, да. Сделай это снова, - сказал он между резкими вдохами. - Пожалуйста.

Элеонор рассмеялась.

- Ну, раз уж ты так любезно попросил.

Затем она снова поднесла лезвие к пламени, еще раз нагрела его и прижала к животу.

Раскаленный докрасна металл оставил на его животе ожоги в форме полумесяца. Каждый раз, когда она касалась его плоской стороной лезвия скальпеля, он вздрагивал, словно в агонии, гортанно рычал и толкался в нее бедрами.

После пятого ожога и шестого секс и боль стали едиными. Их тела соединялись только когда она прижимала лезвие к животу, бедрам, груди, к нежной плоти на внутренней стороне бицепса, он проникал в нее.

Ее влага сочилась и обволакивала его, скрепляя их вместе.

- Как ты себя чувствуешь? - спросила она, больше из любопытства, чем из-за заботы.

- Невыносимо, - ответил Кингсли. - Спасибо.

- Хочешь больше?

- Столько, сколько можешь дать.

- Ты успеешь восстановиться до возвращения Сорена?

- Когда он возвращается? Через шесть недель? - Кингсли посмотрел на ожоги на его груди, бедрах и руках. - Может быть.

- Ну, сказал А, говори Б, - ответила она, снова нагревая лезвие.

Она обожгла его в седьмой раз. Затем восьмой. Она дошла до шестнадцати, а затем остановилась.

- Шестнадцать - хорошее число, - сказала она, убирая свечу.

- Что оно значит для тебя? - спросил он.

- Мне было шестнадцать, когда я впервые увидела тебя. На лестнице во время той оргии, которую вы устраивали. Помнишь, что ты мне сказал?

Кингсли улыбнулся.

- Я сказал: «Детям вход воспрещен».

- И все же... вот она я. - Она подалась бедрами вперед и сжала мышцы вокруг его члена.

- Да, но ты уже не маленькая девочка. Больше не девственница.

- Я не девственница с двадцати лет.

Он поднял руку и провел ею по ее волосам, коснулся ее щеки, подбородка, губ и легонько похлопал под подбородком.

- Не такая уж она девственница, - мягко сказал он. - Только не после сегодняшнего вечера.

Она повернула голову и поцеловала его ладонь.

- Лежи смирно, - сказала она.

Кингсли опустил руки. После этого он даже не шевелился, чтобы дышать.

Кончиком скальпеля она нацарапала небольшие «ЭШ» на нежной коже его живота, достаточно близко к члену, чтобы заставить его нервничать. Она вошла достаточно глубоко, чтобы пошла кровь, но не настолько, чтобы порезы не зажили в течение одного двух дней. Кингсли мог бы обвинить в своих ожогах кого-нибудь другого, если бы дело дошло до этого. Ее инициалы на этой самой интимной части тела Кингсли проклянут их обоих, если Сорен заметит их.

- Красиво, - вздохнул Кингсли. Его зрачки были так расширены, что глаза казались абсолютно черными.

- Еще не закончила, - ответила она. Она снова взяла свечу и позволила капле воска упасть на израненную кожу.

Пальцы Кингсли зарылись в простыни, его плечи приподнялись, резким рывком он вошел в нее и кончил. Его оргазм застал их обоих врасплох. Он рычал и стонал, а его бедра приподнимались и опускались под ней. Удовольствие от этого было настолько сильным, что она почти кончила от силы его оргазма. Она никогда еще не была так возбуждена, никогда не чувствовала такой смеси удовольствия и силы. Ее пугало, как сильно ей понравилось, когда Кингсли был под ней, причиняя ему боль, подталкивая его к грани, пока он не потерял контроль и не кончил без всякого предупреждения.

Он опустился на кровать, тяжело дыша.

- Кажется, тебе понравилось, - сказала она. Элеонор наклонилась и поцеловала его страстно и глубоко.

- Понравилось не то слово, chérie, - прошептал он ей в губы.

- Мы даже не можем рассказать ему об этом, - сказала она.

Кингсли улыбнулся.

- Наш маленький секрет.

Тихо смеясь, она снова начала двигаться на нем, жестко объезжая его, достигая собственного оргазма. Она впилась ногтями в его грудь, сильно... сильно... они поцарапали кожу и продолжали царапать. Кингсли снова был тверд внутри нее, и когда она кончила, он тоже кончил.

И когда он снова вошел в нее, Элли проснулась.

***

Она лежала на животе в своей постели в аббатстве. Ее бедра прижимались к кровати, а лоно сжимало пустоту. Когда ее оргазм утих, она застонала в подушку, перевернулась на спину и уставилась в потолок.

Еще один сон. Черт возьми, она здесь сходит с ума.

Элли вылезла из постели и натянула черные шелковые пижамные штаны, майку и черный свитер. Она сунула ноги в туфли и покинула свою комнату и обжигающую постель.

Даже сейчас, спустя почти восемь месяцев после ухода от Сорена, она все еще боялась парадной двери, ведущей во внешний мир. Вместо этого она вышла через заднюю дверь в сад и нашла тропинку. В эту весеннюю ночь на улице было прохладно, и воздух холодил ее кожу.

В центре сада стояла статуя Девы Марии, из цельного белого камня, в натуральную величину, с округлым животом и нерожденным Христом внутри. Полная луна достаточно освещала лицо Марии. Она выглядела такой умиротворенной, такой спокойной и безмятежной. Элли с трудом верилось, что четырнадцатилетняя девочка, забеременевшая от Бога, будет так спокойно относиться к ситуации.

- Могу я открыть тебе секрет? - обратилась Кайри из-за спины Элли.

- Ты что, следишь за мной?