Девственница (ЛП)

Задыхаясь, кашляя и заставляя себя снова выпрямить руки, он услышал за спиной голос Элли.

- Ты что-то говорил?

- Ничего, - ответил Кингсли. - Я ничего не говорил.

- Хорошо. Заткнись. Стой смирно. И не разговаривай. Если только ты не хочешь сказать «ой». Это можно.

«Ой» было наименьшим из восклицаний, которые она вырвала у него в тот вечер. Она выжала из него все известные ему французские и английские проклятия. Стек был таким же безжалостным, как и бамбуковая трость, и в мгновение ока она располосовала его от плеча до плеча, от шеи до колен. Задняя часть его тела горела, как будто его ужалила тысяча разъяренных ос, а не одна очень спокойная молодая женщина, которая получала слишком много удовольствия, разрывая его тело на куски.

Она три раза подряд попала в одно и то же место - в нижнюю часть грудной клетки. Один, два, три яростных удара тонким деревянным стеком, и он испустил крик чистейшей агонии.

- Господи Иисусе, - выдохнул он, впиваясь пальцами в кровать. Он видел красное, все красное. Красный цвет боли вспыхнул перед ним, и он никогда больше не увидит другого цвета, кроме красного. - Они всех католиков учат, как причинять такую боль? Или это только вы, два монстра?

- Сорен самоучка в садизме, - ответила она. - А я научилась у Сорена.

- Никто никогда не причинял мне столько боли, как он, - сказал Кингсли.

- Хорошо.

- Почему хорошо? - спросил Кингсли.

- Я люблю сложные задачи.

Она снова ударила его. К тому времени, как она устала бить его, его спина превратилась в сплошной красный узел горящих рубцов. Его член был мучительно твердым и пульсировал от потребности в освобождении. Если она хотя бы прикоснется к нему, он кончит. Он дышал, чтобы успокоиться. Он все еще злился, что кончил так быстро в первую ночь, когда она причинила ему боль. Он хотел насладиться своим возбуждением, позволить ему дойти до предела, прежде чем кончить, как угодно, и куда бы она ему ни приказала. На нее, в нее, ему было все равно, лишь бы это доставляло ей удовольствие.

Сейчас ей хотелось положить стек на кровать и ласкать руками его истерзанное тело.

- Твоя кожа горячая, - сказала она. - Рубцы словно в огне.

- Я весь в огне, - сказал он, выдавливая слова между хриплыми вздохами.

- Ты прекрасен в таком состоянии. - Элли прижала ладонь к его пояснице, где сосредоточила свое самое злобное внимание. - Ты знал об этом? Когда ты сабмиссив и страдаешь, и настолько возбужден, что твой член течет? Он прекрасен.

- Merci, - сказал он, слегка покраснев. Такая похвала была бальзамом для его души.

- Помнишь ту ночь, когда я рассказала тебе о Уайатте, моем парне из колледжа, который был со мной около недели? Ну, мы с тобой были в музыкальной комнате. Ты расстегнул свой жилет и рубашку, и положил мою руку на шрам у себя на груди. У меня сразу же возникла фантазия, как я толкаю тебя на спину и объезжаю твой член прямо там на полу.

- Я бы позволил тебе.

- Я была девственницей.

- Только потому, что он увидел тебя первым.

Элли поцеловала его в спину между лопаток. Она потянулась к его бедрам и обхватила член двумя руками.

- Как думаешь, что было бы, если бы ты увидел меня первым? - спросила она, поглаживая его так, что он застонал.

- Я и сам думал об этом, - признался он. - Я знаю одно: если бы я увидел тебя первым, ты не была бы девственницей в двадцать лет. Счастливица – если бы смогла сохранить ее до шестнадцати.

- Счастливица - не то слово, которое бы я выбрала, - ответила Элли, жестче лаская его. - Ты бы поделился мной с Сореном так же, как он делит меня с тобой?

- Я бы поделился тобой, но не так.

- Как же тогда?

- Я бы позволил ему пороть и трахать тебя. А потом пусть смотрит, как ты порешь и трахаешь меня.

- Хочешь, чтобы он увидел, как я причиняю тебе боль?

- О, oui.

- Чтобы он увидел, что упускает?

- Нет. - Кингсли покачал головой. - Чтобы увидел, кто ты на самом деле.

- И кто же я? - спросила она, массируя его член так, что его глаза закатились от головокружительного экстаза.

И Кингсли улыбнулся. Она могла пороть его, он мог подчиняться ей сейчас, но это не означало, что он отдал ей всю свою власть.

- Это мне предстоит узнать, а тебе - выбить это из меня.

Что она и сделала.

***

Кингсли открыл глаза и уставился на океан перед собой. Прошла неделя с тех пор, как он видел Джульетту, совокупляющуюся со своим любовником в их саду. Неделя с тех пор, как она велела ему уйти. Неделя с тех пор, как он решил остаться без всякой причины, кроме того, что он еще не был готов вернуться. Он пытался избавиться от мыслей о Джульетте, но на их место приходили мысли об Элли. Каждый вечер на закате он в одиночестве медленно прогуливался по пляжу, от своей хижины к берегу залива и обратно.