Девочки Гарсиа

Втайне мать была разочарована, поскольку всегда мечтала, чтобы Йо прославилась. Ее история о третьей дочери лишилась прелестной пророческой концовки: «И она, разумеется, стала поэтессой». Тем не менее мать попыталась убедить дочь, что лучше быть счастливой и неизвестной, чем знаменитой и несчастной. Как и во времена своего детства, когда мать заверяла ее, что белый цвет лучше розового, Йоланда не слишком ей верила.

Прежде мать ходила на ее поэтические чтения и сидела в первом ряду, подскакивая с бурными рукоплесканиями после каждого стихотворения. Йоланде было так неловко, что она пыталась скрыть эти встречи от матери, но та всегда каким-то образом о них узнавала и занимала обычное место в середине первого ряда. Даже если она вела себя прилично, Йоланда смущалась одного ее присутствия. Ведь она часто читала стихи, адресованные любовникам, и сонеты, действие которых происходило в спальнях; она знала, что ее мать не верит в секс для девушек. Но та словно не обращала внимания на темы стихов дочери, а если и обращала, то все объясняла богатым воображением Йойо.

– Она всегда отличалась богатым воображением, – доверительно сообщала мать всем, кто сидел поблизости.

На последних поэтических чтениях, в которых Йоланда участвовала после долгого перерыва, рядом с матерью сидел ее любовник. Мать понятия не имела, что этот красивый седеющий профессор знаком с ее дочерью, и решила, что он просто интересуется ее стихами.

– Из всех четырех девочек, – поведала она мужчине, – Йо всегда любила поэзию. Йо – это прозвище, – пояснила она. – Она жалуется, что ее не называют полным именем, но, когда у вас четыре дочери, приходится срезать углы. Только представьте, четыре девочки!

– Да что вы? – отозвался любовник, хотя Йоланда уже рассказывала ему и о своей семье, и о своих исковерканных именах – Йо, Джо, Йойо. Ему хватало благоразумия не срезать углы. «Йо-лан-да», – натаскивала она его. Родители, судя по всему, были настоящими ископаемыми, но вопреки этому все четыре сестры выросли практически неуправляемыми. Некоторые из них, включая Йоланду, были разведены. Старшая – детский психолог – вышла за психоаналитика, с которым встречалась, когда распался ее первый брак, или что-то в этом роде. Вторая употребляла много наркотиков, чтобы не набрать вес. Младшая только что убежала с каким-то немцем, когда выяснилось, что она беременна.

– Но у нашей Йо… – продолжала мать, показывая на свою дочь, которая сидела вместе с другими чтецами, дожидаясь, пока звуковая система как следует заработает и можно будет начать программу, – у нашей Йо всегда было богатое воображение.

Гул разговоров то и дело заглушало трескучее, усиленное «раз-раз», произносимое слишком близко к микрофону. Йоланда с растущим беспокойством наблюдала за оживленной беседой своей матери и любовника.

– Да, Йойо всегда любила поэзию. Как же, помню, мы однажды отправились в Нью-Йорк. Ей было не больше трех… – Мать все больше увлекалась своей историей. Любовник заметил, что ее глаза были такими же, как те, что нежно смотрели на него по ночам с лица любовницы.

– Раз-раз… – разнесся по помещению чей-то голос.

Мать подняла взгляд, решив, что начались чтения. Любовник отмахнулся от голоса. Он хотел услышать историю.

– Мы с Лоло отправились в Нью-Йорк. У него была там конференция, и мы решили устроить из нее отпуск. Мы не ездили отдыхать с тех пор, как родился наш первый ребенок. Мы были очень бедны, – мать понизила голос. – Словами не описать, насколько мы были бедны. Но мы начинали видеть лучшие дни.

– Да что вы? – отозвался любовник. Он уже решил придерживаться этой фразы, которая звучала довольно поощрительно, но при этом не перебивала течение истории.

– Мы оставили девочек дома, но вот у этой… – мать снова показала на свою дочь, которая округлила глаза, глядя на любовника, – вот у этой повыпадали все волосы. И мы взяли ее с собой, чтобы показать врачу. Оказалось, это были просто нервы.

Любовник понимал, что Йоланде не хотелось, чтобы он знал какие-то интимные подробности ее тела. Она даже не выщипывала при нем брови. Немедленно надевала халат после ванны. Любовью они занимались только при выключенном свете. Все остальное время она твердила про Великую Мать, святость тела и сексуальную энергию, которая является источником вечной благодати. Иногда он жаловался, что встречается то ли с участницей движения за женское освобождение, то ли с католической сеньоритой. «Ты говоришь как мой бывший», – обижалась она.

– Однажды днем мы сели в переполненный автобус. – Мать покачала головой, вспоминая, насколько он был переполнен. – Не подберу слов, чтобы передать вам, насколько он был переполнен. В банке было больше сардин, чем яблок.

– Да что вы?