Весь вечер гости то и дело играли во всевозможные игры. Ансамбль аккомпанировал игре в музыкальные стулья, но вынужден был умолкнуть, когда сломали два стула из столовой. Особенно разошлась третья дочь, вместо стульев садившаяся к мужчинам на колени. Отец сидел молча и осуждающе глядел на происходящее.
Постепенно он все больше замыкался в себе. В окружении дочерей, их мужей и элегантных, эрудированных, речистых друзей отец, казалось, начал осознавать, что он всего лишь старый приживал в их доме, поедающий их жареного ягненка и усложняющий им жизнь. Дочери почти слышали, о чем он думает. Когда-то он заплатил стоматологу, чтобы его девочкам выпрямили зубы, а в дорогих школах избавили от доминиканского акцента, но теперь отец больше ничего для них не значил. Каждый из присутствующих в этой комнате его переживет, даже придурковатые музыканты из ансамбля, похожие на мальчишек, – подумать только, они пробавляются, исполняя песенки на днях рождения! Разве они когда-нибудь смогут достаточно заработать, чтобы покупать своим дочерям нарядную одежду и отправлять их в Европу на лето? Неужели в мире не осталось нормальных мужчин? Все его зятья до единого – просто дети, это он понимал. Даже Отто, знаменитый ученый, всего лишь школьник с карандашиком, занятый делением в столбик. Новоиспеченного зятя он даже жалел: видел, что его волевая вторая дочка сломает ему хребет. Уже сейчас он делает ей массаж спины и бегает за сигаретами посреди ночи. Зато о дочерях можно не беспокоиться. Как, впрочем, и о жене. Миловидная и стройная, как девушка, она сидела, застенчиво улыбаясь, когда ей посвящали песню. Он отвел ей восемь, от силы девять месяцев вдовства: потом она найдет кого-то, с кем состарится на полученную после его смерти страховку.
Третья дочь придумала игру, способную расшевелить отца. Взяв одну из мягких детских пеленок, она завязала ему глаза и подвела к стулу в центре комнаты. Женщины зааплодировали. Мужчины сели. Отец притворился, будто не понимает, что они затевают.
– Мами, как играть в эту игру?
– Разбирайся сам, папочка, – со смехом сказала мать. Она единственная из всей семьи называла его американским именем.
– Готов, папи? – спросила старшая.
– Я идеально готов, – с сильным акцентом ответил он.
– Ладно, тогда угадай, кто это, – сказала старшая. Она всегда была заводилой – так уж повелось у них в семье.
Отец кивнул, вскинув брови. Он взволнованно и слегка испуганно ухватился за сиденье, будто мальчишка в ожидании сложного вопроса, ответ на который ему известен.
Старшая дочь взмахом руки подозвала третью, и та на цыпочках прошла мимо окруживших старика женщин, по-дочернему чмокнув его в щеку.
– Кто это был, папи? – спросила старшая.
Он захихикал от удовольствия и не сразу смог подобрать слова. Слишком много выпил.
– Это была мами, – застенчиво пробормотал он.
– Нет! Неправильно! – хором воскликнули женщины.
– Карла? – назвал он имя старшей, перечисляя своих девочек по старшинству.
– Неправильно! – снова закричали вокруг.
– Сэнди? Йойо?
– Угадал, – ответила третья дочь.
Женщины захлопали, кое-кто сложился пополам от хохота. Давал о себе знать выпитый алкоголь. Старик тоже веселился вовсю.
– Ладно, попробуем еще раз, – снова повела игру старшая. Она приложила указательный палец к губам, обвела всех многозначительным взглядом, тихонько обошла старика и, встав за его спиной, чмокнула его в макушку. Потом на цыпочках вернулась туда, где стояла, и начала говорить.
– Ну и кто это был, папи? – самым невинным тоном спросила она.
– Мами? – его голос звучал беззащитно и звонко от волнения. Потом он снова стал уверенным и глубоким: – Это была мами.
– Меня можешь сразу вычеркнуть, – сказала его жена с дивана, на который в конце концов рухнула в изнеможении.
Ни одну из других женщин в комнате отец так и не угадал. Это было бы неучтиво. Тем более что их странные американские имена было трудно запомнить и сложно выговорить. Впрочем, гостьи все равно награждали его поцелуями. И всякий раз он повторял имена дочерей:
– Карла? Сэнди? Йойо?
Иногда менял порядок, называя имя третьей дочери первым, а имя старшей – вторым.
София уходила в спальню, чтобы успокоить рыдающего сына, растревоженного этим шумом. Она вернулась в гостиную, застегивая пуговицы на платье, в самый разгар игры.
– О, да вы пустились в разгул! – Она закатила глаза и насмешливо повращала бедрами.
Все мужчины рассмеялись. Подводя к отцу своих подруг, она шепотом велела своей девочке в следующий раз поцеловать дедушку в нос. Женщины по очереди клевали и чмокали старика в лицо. Вторая дочь на мгновение села к нему на колени и поцеловала его под подбородок. Всякий раз, как догадка отца оказывалась неверной, младшая дочь громко смеялась. Вскоре она заметила, что он ни разу не назвал ее имя. Столько трудов, а он даже не включил ее в перечень своих дочерей. Черт его дери! Но она добьется, чтобы он узнал ее среди остальных!
София быстро устремилась в круг женщин и поцеловала старика в ухо влажным открытым ртом. Она провела языком по его ушной раковине и прикусила мочку. Потом отодвинулась.