Девочка Рустама

Что буду также целовать, словно влюблена в тебя беззаветно?

Ведь ты выберешь войну. Волгоград. Кровную месть выберешь, тем самым став убийцей.

— Ненавижу, — шевелю губами, выдавливая хрип.

— Это война. И я в ней не командир…

— Ненавижу тот день, когда ты и твоя сестра появились в нашей жизни, — продолжаю с презрением.

— Я всего лишь солдат… — Рустам тоже не тормозит в выражениях.

— И тебя ненавижу. Кем бы ты ни был на своей чертовой проклятой войне — солдатом или командиром… Презираю тебя, Басманов!

Удар по рулю был подобен выстрелу. Я вздрогнула.

Машина затормозила резко. До соприкосновения моей головы с лобовым стеклом оставались сантиметры.

— Закрой рот, Полина! Иначе…

— Больные у тебя сюрпризы, Рустам. К брату на свиданку сводил… болючие твою сюрпризы! Ты просто зажрался властью, Басманов. И видеть я тебя больше не хо…

Я вскрикиваю. И голос мой — монотонный, равнодушный — прерывается на полуслове.

От боли в щеке. От жара после прикосновения мужской ладони к моему лицу.

От сильных пальцев точно останутся следы — так крепко он сжал мою челюсть, заставив повернуться в его сторону. Из моих глаз брызнули слезы, и тогда пальцы Басманова заскользили по влажной коже щек — к губам. И сильно сжали нежную кожу, заставляя, наконец, замолчать.

Больно слышать такое от родной, правда?

Я бы сказала тебе это еще и еще, тысячу раз!

Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.

И ни за что не прощу, если мой брат не останется жив.

Но сказать у меня ничего не получается. И звука выдавить не могу — так сильно он губы пальцами сжал.

— Закрой рот, пока я не занял его чем-нибудь другим, — предупреждение, не иначе.

В этом весь бог войны.

Он ослабил хватку, и тогда я выпалила:

— Это все, чем ты можешь меня удержать? Силой? — усмехаюсь ему в лицо.

И тогда его рука отталкивает меня к двери. Сильно, быстро, резко.

Я ударяюсь затылком о стекло, а руки хаотично ищут выход. Нащупывают ручку, тянут на себя. Я почти выпадаю из машины, царапая голые коленки, но быстро поднимаюсь на ноги и подрываюсь к подъезду.

Он привез меня домой. Сам. Точно все кончено.

— Стоять!!!

Рык Басманова был способен разбудить весь двор. Спальный район, старая пятиэтажка — слухов будет немерено. Я залетаю в подъезд и бью ладонью по кнопке лифта, но двери так и не распахиваются.

Бегу на третий этаж, почти задыхаюсь. Следом движется он. Я чувствую это. Спиной чувствую, ногами дрожащими, руками, что бьются о перила в приступах агонии. Тело действует на инстинктах, и я чудом достаю ключи из кармана и даже погружаю ключ в дверной замок нашей с братом квартиры.

Но на этом все.

Я не успеваю.

Жесткое тело прижимает меня к двери. Почти толкает, вжимает — до боли и искр в глазах. Я кричу, пока мужская ладонь не накрывает рот.

Это конец.

Басманов озверел. И у меня нет шансов.

— Лучше молчи, — звериный шепот, не иначе.

Я прикрываю глаза. Горячие слезы вытекают из них, огненное дыхание обжигает мужскую руку. Рустам чертыхается, заталкивая меня в квартиру. В мою… в нашу с братом квартиру. Это все, что у нас осталось.

— К черту иди… — выдыхаю из последних сил, — ни за что с тобой не буду! Силой брать придется, — выплевываю я.

— Будешь… будешь! И без силы будешь, поняла? А брат твой виновен. И все на этом! — рычит он без остановки.

Я резко поворачиваюсь к зверю и, не думая о последствиях, замахиваюсь.

Тотчас же квартиру оглушает звук пощечины.

И биение моего сердца, готового вылететь из груди.

А в следующую секунду лопатки обжигает боль — так сильно он накинулся на меня, так сильно приложил к стене. Я охнула, и все мое нутро откликнулось на эту адскую боль. С широко распахнутыми глазами я глотала воздух, пытаясь прийти в себя.

Пока зверь упивался своими эмоциями.

Я взбесила его. Распалила. И получила расплату.

До меня не сразу доходят его слова. Болезненные слова:

— …будет делать аборт! Так решила семья! А твой брат свидетель позора! Не жилец!

— Мой брат — человек! — кричу в ответ, набрав в легкие побольше воздуха, — как вы можете?! Это племянник твой, это ребенок твоей сестры!

Черты мужского, ранее красивого лица искажаются в безумии. Рот Басманова полуоткрыт в страшном оскале. Рустам склонился надо мной, как хищник над ланью.

— Я не всевластен! Есть глава семьи, Полина, и тебе придется это понять и принять!

— Свою дочь ты бы тоже на аборт отправил? — усмехаюсь горько.

Басманов молчит, свирепо глядя мне в глаза. Грудь его тяжело вздымается, дыхание обжигает мои губы.

Вот и ответ.

Ответ отца моего ребенка.

А от следующей мысли в своей голове я торможу. Замолкаю. Перестаю сопротивляться.

И со смиренным взглядом опускаюсь на колени. Молча и покорно.

Бог войны ведь любит покорность.

— Что ты делаешь? — хрипит он сверху.

Без чувств и эмоций я касаюсь холодного металла — пряжки ремня. Расстегиваю его в прострации, находясь не здесь, а где-то далеко. Рядом с кожаным ремнем я натыкаюсь на кобуру, а в нем наверняка лежит тяжелый пистолет. Он порождает воспоминания. Наша первая встреча, затем клуб… как давно это было.

Дрожащими руками я опускаю молнию ширинки и неумело касаюсь пояса нижнего белья. И лишь тогда я поднимаю взгляд, упираясь в тьму его глаз.